Горожане

Но Валентин, видно, никогда не имел дела с детьми — стал разговаривать с Машей ненатуральным, специально «детским» тоном. И Машка сразу не приняла этот тон, ненадолго замкнулась, а потом стала вести себя так, словно они остались только вдвоем — она и Лена — и никого постороннего рядом с ними не было.

Пятнадцать минут покорности и терпения, с которыми Маша стояла у метро, требовали немедленной компенсации. Пока дочь молниеносно поглощала мороженое («Бедные гланды!» — с тупой покорностью подумала Лена), было еще ничего. Но вот когда Маша доела свою порцию, ей стало скучно, и она принялась яростно, со всей нерастраченной за день энергией стучать ложкой по металлической вазочке. Лена отодвинула вазочку, еще не понимая, что это всего лишь пролог в том обширном представлении, которым Маша решила развлечь всех сидящих в зале. И, уже глядя на нее, аккуратный мальчик лет четырех, в синем костюмчике с широким галстуком, тоже радостно застучал ложкой. И как бы по условному знаку в разных концах зала прозвучал сначала звонкий перестук ложек, а потом сердитые голоса родителей.

— Видишь, что ты наделала? Нет, ты видишь, что наделала? — сердито зашептала Лена, хотя Маша уже присмирела, испуганно и кротко моргала голубыми глазами. — Вот придем домой, я тебя научу, как себя вести!

Лена понимала, что ей нужно сдержаться, изо всех сил сдержаться, но гнев был сильнее ее, она потянулась, чтобы шлепнуть Машеньку, та увернулась, зацепила сумочку, и на пол с грохотом посыпались кошелек, записная книжка, какие-то старые рецепты…

И, как ни странно, именно это неожиданно успокоило Лену. Она простилась с Валентином холодно, хотя кто-кто, а он меньше всего был виноват в том, что произошло.

В комнате почему-то горел свет. «Кто бы это мог быть? — удивилась Лена. — Мама? Отец? Люська? Но они всегда предупреждают заранее, задолго до приезда. Или случилось что-нибудь?»

На диване сидел Сергей. Лена растерялась. После развода она частенько заставала его в квартире свекрови: «Как жизнь?» — «Хорошо». — «А у тебя как?» — «Тоже хорошо».

Они разговаривали, словно сослуживцы, встретившиеся после летнего отпуска. Сейчас же Лена остановилась в дверях, не решаясь перешагнуть порог. Выручила Маша— бросилась к отцу: «Ура! К нам папа приехал в гости!»

Сергей машинально погладил ее по голове, посадил рядом с собой на диван и спросил Лену:

— Ты где была?

— Может, сначала поздороваешься?

— Где ты была? — с нажимом повторил Сергей.

Лене вдруг стало смешно: владыка отыскался, требует повиновения и отчета.

— В ресторан ходила, — с вызовом ответила она.

— Уже снюхалась с кем-то? Быстро ты! И ребенка туда же тащишь! Ну, давай, давай! Только учти, так просто это тебе не пройдет!

Лена следила за тем, как Сергей нервно расхаживает по комнате; вот он отшвырнул ногой кубики, что лежали на полу, и ею овладело странное чувство: вроде было приятно, что Сергей ревнует ее, и в то же время немного жаль: она видела, как он похудел, осунулся — все-таки справляться с домашними заботами нелегко, а мамочка каждый день не наездится постирать да приготовить; и тут же стало обидно: она снова различила хорошо знакомые ей деспотические нотки.

— А в чем, собственно, дело? — спросила Лена. — Я, кажется, человек свободный.

— Ты дождешься! — зло ответил Сергей. — Дождешься, лишим тебя права материнства.

— Ах, вот оно что! — Лена вспомнила, как недавно Машенька выдала планы свекрови, и, подойдя вплотную к Сергею, медленно проговорила: — Поздно хватился, раньше нужно было о ребенке заботиться! То видеть не хотел, отмахивался как от обузы, а теперь вдруг родительские чувства проснулись. Машку я вам не отдам, не думайте. Она моя и только моя!

— Ну, это мы еще посмотрим…

— И смотреть нечего! Ты все сказал? Или есть еще что-нибудь? Поторопись, а то нам спать пора.

Он, конечно, сказал не все. Он вообще не сказал ничего из того, ради чего пришел сюда, ради чего просидел весь вечер в этой унылой комнате. Худенькая старушка поверила ему, впустила в комнату; Лена — странный человек — жилище свое не запирала…

Он пришел с твердым намерением помириться… попробовать еще раз пожить вместе, может быть, и наладилось бы у них. Холостяцкая жизнь Сергея складывалась не совсем так, как представлялось ему в первые месяцы после развода, когда он почувствовал радость свободы. Теперь он в общении с женщинами был куда увереннее, чем до женитьбы, и, восстановив некоторые из давних знакомств, убедился не без гордости, что и его прежние подруги заметили и оценили эти в нем перемены. Потом стало надоедать…