Горожане

Плешаков чуть заметно ухмыляется: не из собственного, мол, кармана. Он сделал было шаг — проводить нас до машины, но я жестом останавливаю его, советую разобраться с делами, чтобы в ближайшие дни выступить в дирекции с подробным отчетом.

Когда машина трогается, говорю Чантурия:

— Надо подыскивать ему замену.

Чантурия не откликается.

— Как, Гурам Шалбович, у вас никого нет на примете?

— Вроде бы нет, — наконец отвечает Чантурия. — И вообще надо разобраться, может, Плешаков и не особенно плох?

— Не особенно хорош, вот в чем беда. Все мы знаем, что Авдеев рационализатор не мирового класса. Так ему нужно было помочь, а не вставлять палки в колеса.

Чантурия подавленно молчит, и я решаю сменить тему разговора. В конце концов что я привязался к нему? В обязанности главного технолога меньше всего входят подбор и расстановка кадров…

Гурам просит подвезти его к цеху древесноволокнистых плит. Мы поставили цех на капитальный ремонт, провести который собирались за восемьдесят часов. Сегодня после обеда отключат линию, а в пятницу вечером она снова должна затарахтеть. Иначе каждый час опоздания — удар по плану.

Начальник цеха Тихомиров подготовился к этому испытанию неплохо, составил сквозной и почасовой графики ремонта. А вот доложить на планерке как следует не сумел— жевал, как говорится, мочало, поминутно поглядывал на часы, отчего еще больше сбивался с мысли. Я хотел прийти ему на помощь, но передумал. Бог с ним, нельзя требовать, чтобы каждый человек был вместилищем всех добродетелей. Работник Тихомиров прекрасный, и это главное, а то, что он лишен ораторских способностей, пережить как-нибудь можно.

Мы прощаемся с Гурамом у цеха древесноволокнистых плит. Договариваемся, что я подъеду к четырем, а он еще раз уточнит, проверит готовность к ремонту.

В приемной уже полно народа. Галя, как всегда, старается по глазам определить мое настроение — через пять минут, я знаю, посетители будут пытать ее на этот счет.

Попросил секретаршу разыскать Авдеева и Печенки-ну, начальника смены на станции; поинтересовался, кто меня спрашивал. Она молча протянула листок, на котором слева были напечатаны телефоны, справа — фамилия и должность того, кто звонил. Новый стиль — с тех пор, как Галя прочитала брошюрку о научной организации труда. Что ж, приближаемся к уровню мировых стандартов.

Всего на час отлучился, а сколько набежало звонков. Впрочем, в понедельник всегда так — рвут на части, а в пятницу, после обеда, ты словно никому и не нужен.

Я подчеркнул несколько фамилий, попросил Галю соединить, но не сразу, а после того, как приму человек пять.

На ходу снял плащ. Он намок, покоробился, и я подумал: хорошо бы прогреть его в сушилке, какие существуют в детских садах. Повесил плащ на деревянную вешалку в углу. Она словно молчаливый укор — давно собираюсь заказать шкафчик, куда можно было бы вешать одежду, вообще неплохо бы обжить кабинет как следует. Но все не хватает нескольких свободных дней. Теперь, наверное, уже и не дождусь, скоро будет готов новый корпус заводоуправления, там и оборудую кабинет по своему вкусу.

Только я подошел к столу, затрезвонил «личный» телефон. Его номер знали немногие, всего несколько человек. Ну, от Иры с недавних пор я больше не жду звонков. Люся? Ничего не могу с собой поделать: когда жена звонит мне сюда, на работу, я разговариваю с ней сухо и неприязненно. Дома я еще могу высказывать свое раздражение как-то по-другому: хмурюсь или, например, демонстративно молчу. А здесь — только голосом, интонацией.

Люся поинтересовалась, когда я освобожусь, предложила сходить в кино. Никаких причин отказываться у меня не было, но неожиданно для себя из чувства противоречия я отказался — последняя неделя перед отпуском, па работе такое кино, что не продохнешь. Люся стала возражать, но я этого уже не слышал — отнес трубку подальше от уха и взялся просматривать голубую папку — заявления об отпуске, различные просьбы, словом, «пересортицу».

Бочком, словно бы стесняясь чего-то, вошел председатель завкома Стеблянко, положил передо мной лист бумаги.

«Таежной целлюлозе — государственный Знак качества!» И рядом: «Даешь Знак качества!»

— Лозунгами решили давить, Николай Остапович?

Он с виноватым видом, потирая ладони, объяснил:

— Так ведь митинг. Нужно плакат повесить в цехе. А Ермолаева нет.

Действительно, секретарь парткома в командировке. Ну и что же?

— Вывешивайте на здоровье. В чем проблема?

— Утвердить бы надо! И выбрать, какой лучше.

О, господи! Даже в такой мелочи не хочет брать на себя ответственность. Меня это начало раздражать, и я вернул Стеблянко листок.

— Любой.

Он потоптался на месте, потом спросил вкрадчиво:

— А все-таки, что вам нравится больше?

— Лю-бой! — медленно и раздельно повторил я.