Горшок золота

– Не слыхал, – изрек Философ. – Первый помывшийся человек, возможно, был тем, кто искал дешевой славы. Помыться способен любой дурак, зато всякий мудрец знает, что это напрасный труд, ибо природа быстро возвращает к естественной здоровой грязноте. Нам, следовательно, лучше искать не того, как очистить себя, а как достичь более неповторимой и блистательнейшей грязноты, и, быть может, накопленные слои материи попросту геологической силой своей впитаются в человечью оболочку и так отменят необходимость одежды…

– Про стиральную-то доску, – вставил Михал, – я вот что сказать хотел…

– Неважно, – изрек Философ. – Необходимость воды в надлежащем ей назначении я признаю́. Как предмет, по которому движется под парусом корабль, ей едва ль найдется замена (не хочу сказать, как сам убедишься, что в целом одобряю корабли – они склонны плодить и питать международную любознательность и мелких вредителей различных широт). Как стихия, коей гасить пламя, или заваривать чай, или заливать горки зимою, она полезна, однако в жестяном тазу черты ее отвратительны и невыразительны… Что ж до стиральной доски твоей супруги…

– Помогай удача тебе, почтенный, – сказал Михал.

– Жена твоя говорит, либо дивные забрали ее, либо женщина с козлиной ногой.

– Это баки у нее козлиные, – сказал Михал.

– Они у нее увечные, – сурово изрек Философ.

– Будь по-твоему, достопочтенный, я теперь и сам не уверен, что у ней за напасть.

– Ты говоришь, что стиральная доска твоей жены не у этой нездоровой женщины. Следовательно, она у дивных.

– Похоже на то, – отозвался Михал.

– В этих краях обитает шесть кланов дивных, но метод исключения, придавший мирозданью форму шара, муравью – его окружение, а человеку – верховенство над всеми позвоночными, не подведет и в этот раз.

– Видал ли ты что-то, подобное тому, как расплодились осы в это лето? – спросил Михал. – Ей-ей, и не сядешь-то никуда, кроме собственных портков…

– Не видал, – изрек Философ. – Миску с молоком в прошлый вторник выставлял?

– Как раз тогда.

– Снимаешь ли шапку перед пыльным смерчиком?[12]

– Не пренебрег бы таким, – ответил Михал.

– Терновый куст не срубал ли давеча?

– Да я скорее глаз себе выколю, – сказал Михал, – и стану расхаживать бельмастым, как осел Лоркана О’Нуалайна, как есть говорю. Ты видал, достопочтенный, того осла? Он…

– Не видал, – изрек Философ. – Малиновки не убивал ли?

– Никогда, – ответил Михал. – Елки-метелки, – добавил он, – кот мой старый тощий поймал вчерась какую-то птицу на крыше.

– Ха! – вскричал Философ, придвигаясь, если вообще было там куда, еще ближе к своему просителю, – вот оно. Лепреконы Горт на Клока Моры[13] забрали у тебя стиральную доску. Отправляйся к Горту немедля. На юго-востоке поля есть под деревом нора. Глянь, что тебе там найдется.

– Так и сделаю, – сказал Михал. – А доводилось ли тебе…

– Не доводилось, – изрек Философ.

И пошел себе Михал Мак Мурраху, и сделал, как было велено, и под деревом Горт на Клока Моры отыскал горшочек золота.

– Вот она, сила стиральной доски-то, – проговорил он.

По причине этой оказии слава Философа сделалась даже больше прежнего – и по этой же причине суждено было случиться многим исключительным событиям, о которых узнаете вы положенным чередом.

Глава IV

Так вышло, что Философу за то, что прислал Михала Мак Мурраху на их поле, лепреконы Горт на Клока Моры благодарны не были. Красть Михалову собственность они были вполне в своем праве, потому что их птицу действительно истребил Михалов кот. А потому не только перечеркнута оказалась их справедливая месть, но стибрили еще и горшок золота, какой их община копила много тысяч лет. Лепрекон без горшка с золотом – все равно что роза без аромата, птица без крыла или же изнанка без наружи. Они решили, что Философ поступил с ними скверно, что действия его – подлые и не добрососедские и, пока им не воздадут сообразно за их потерю и сокровищ, и собственного достоинства, никаких отношений, кроме вражды, между их народом и домиком в сосновом бору быть не может. Более того, все это положение оказалось жутко запутанным. Прямую личную войну с их новым врагом они устроить не могли, поскольку Тощая Женщина из Иниш Маграта мужа своего непременно защитит. Она происходила из сидов Крохан Конайле[14], а у них родственники в каждой крепости дивных по всей Ирландии, много их и в твердынях-дунах прямо по соседству. Можно было, конечно, созвать внеочередное совещание шиог, лепреконов и клуриконов[15] и вчинить народу сидов из Крохана Конайле иск об ущербе, но тамошний род наверняка от долга откажется – на том основании, что никто из их братства за это безобразие не в ответе, поскольку проступок совершил Философ, а не Тощая Женщина из Иниш Маграта. И все-таки, как бы ни было, не желали они этого так оставлять, а то, что справедливость оказалась недосягаема, лишь добавляло пыла их гневу.