Горсть патронов и немного везения

— Не густо, — подытожил я, почувствовав, что еще один вопрос может стать последней каплей в неглубокой чаше терпения нервного миллионера. Подойдя к столу, я забрал фотографии и спрятал их в карман пиджака. — Двадцать пять процентов аванса! — потребовал категорично. Он безропотно выложил две тысячи баксов. — По какому телефону звонить?

— По этому, — кивнул он на аппарат с номероопределителем. — Ответит кто-нибудь из моих людей. Можешь на них положиться.

— Я лучше на себя положусь. Что-нибудь узнаю — позвоню, — не слишком уверенно пообещал я и ушел не простившись.

Джерри-шкаф проводил меня до двери. Как только я за нею очутился, жизнь опять показалась мне прекрасной и удивительной; теплая невесомая морось щекотала лицо, во дворе стояла свежесть, которой я не мог надышаться, будто вырвался из собачьего загона в стане китайских нелегалов.

7

Что-то мягкое коснулось моей ноги. Лже-Боря ждал меня у парадной двери, он успел основательно продрогнуть и запачкать вымытые дорогим шампунем лапы. Я взял его на руки и понес в машину, но уже не стал сажать в багажник, а посадил на сиденье рядом. Он то и дело поглядывал на пустую сумку, возможно, сожалея, что его не продали за бутылку водки лоточнику, торговавшему фаршем и ножками Буша.

— Что же мы с тобой делать будем, брат? — остановился я на выезде со двора, решительно не зная, в какую сторону поворачивать,

И я потащился в Нагатино в питомник, бывший своего рода собачьим приютом. Его содержали энтузиасты-кинологи на добровольные пожертвования, собачек там кормили, выгуливали, а потом отдавали в хорошие руки. Однажды в этом псовом отделе ночевал Шериф, когда мне срочно нужно было вырваться в Воронеж и я не был уверен, что вернусь вовремя. Стоило предложить беспризорника кому-нибудь из пацанов, но тренировка была только завтра, меж тем как каждая минута была оплачена и мне уже не принадлежала.

Всю дорогу я петлял, разворачивался и маневрировал, стараясь определить наличие слежки, но ни одна из машин подозрений не вызывала, и постепенно я отделался от неприятного ощущения, убедив себя, что Майвин достаточно потратился за прошедшие сутки, чтобы поверить в мою порядочность.

У мебельного магазина на Перовской я остановился и осторожно раскрутил перочинным ножом с двадцатью четырьмя приспособлениями свой телефон, во время встречи остававшийся в «бардачке» «ягуара». Несмотря на то что Майвин предлагал использовать аппаратуру подслушивания (куда мне ее, спрашивается, было вставлять?) и говорил о своих ребятах из партии любителей пива как о профессионалах, трубка оказалась чистой.

Клиент мне серьезно не понравился, никаких доверительных отношений у нас с ним сложиться не могло. На Коломенской я вышел из машины и позвонил из автомата Толе Квинту.

— Старик, — сказал я, — мне нужна твоя машина на три дня.

— Ты разбился? — зевнул в трубку Квинт. Он не был сыщиком, поэтому его догадки возникали на ровном месте.

— Не дождешься. Просто у меня появилась любовница, которая предпочитает иномарки. Покатаешься на моем «ягуаре»?

Днем он работал на заправке, а вечера и выходные проводил в своем гараже, где ремонтировал разбитые машины, купленные по дешевке, а потом продавал их за приличные деньги.

— Куда подогнать? — справился Квинт.

— Через час подъеду к гаражу.

Я повесил трубку и вернулся в машину, возле которой стояли женщина с девочкой и разглядывали метавшегося по салону пса. От моего предложения забрать его себе они с видимым сожалением отказались, на глазах девочки даже появились слезы, но женщина объяснила, что они издалека, из самого Хабаровска — привезли на операцию в кардиоцентр сына, а сами живут у знакомых уже третий месяц. Я ее выслушал, посочувствовал и потерял на этом минуты три-четыре. Мне их было жалко — эту женщину, ее дочку и ее сына, а минут — нет: я с удовольствием крал их у себя и у Майвина, понимая, что мозг уже включился в работу, совершал ее без моего участия, и с кем бы я ни общался — он ищет решение, единственно верный ход, зацепку для клубка ариадниной нити.

Там, в моем мозгу, происходили прелюбопытнейшие вещи: одна его часть выдвигала нелепые, парадоксальные предложения, другая приводила их в относительный логический порядок, а третья отвергала или откладывала в память.

«Какой компьютер вы предпочитаете?» — спросил Майвин. На кой черт мне его компьютер, если у меня есть свой, способный работать на двух банках пива и рисовой каше с сосисками!