Горсть патронов и немного везения

Я обыскал его. В нагрудном кармане рубашки нашел паспорт на имя Рыжего Анастаса Владимировича, пачку сигарет «Винстон», спички, обойму от «ТТ» без патронов, семьсот тысяч рублей и нож с кнопкой. Эта последняя находка подняла в моих глазах авторитет Шерифа, не позволившего Рыжему вынуть из кармана нож, и сориентировала в предстоящем разговоре: был бы передо мной серьезный урка, он бы собаки не испугался.

— Опусти руки и сядь, — разрешил я. — На землю садись.

Он безвольно опустился на мокрую траву.

— Где Ямковецкий? — спросил я прежде, чем он открыл рот, и предупредил: — Скажешь «не знаю» — мы тебя съедим.

— Не знаю, — сказал он упавшим голосом. — Правда не знаю! Я должен был ему позвонить.

— Назови телефон!

Он помедлил, но назвал.

— Он сам должен подойти?

— Нет. Женщина какая-то, диспетчер.

— Что ты ему должен был передать?

— Должен был… должен был…

— Шериф, голос!

Напарник троекратно напомнил о своем существовании.

— Проверить он меня послал! — подражая ему, прогавкал Рыжий. — Кто охраняет Илону — сколько их, когда меняются, кто к ней приезжает.

— Давно ты ее пасешь?

— Пять дней.

— Значит, успел примелькаться? И чтобы не мозолить глаза охране, нанял Бугая и этого Рябчика. Так?

Он кивнул.

— Когда освободился Ямковецкий?

— Не знаю. Меня он нашел пятого.

— Вместе тянули?

— Я на два месяца раньше откинулся. Он велел узнать что-нибудь о дочери и отписать ему. Съездил я в Кимры, но ее…

— Куда?!

— В Кимры, на Волгу. Там она жила с тещей Ямковецкого.

— Ну и?..

— Теща сказала, будто загуляла Илона, колоться начала, а после в Москву подалась, и больше она ее не видела. Я все, как она сказала, отписал и забыл, а пятого он объявился у меня дома. Просил ее поводить, телефон дал.

— Адрес в Кимрах?

Он наморщил лоб, помотал головой:

— Не помню, — посмотрел вначале на Шерифа, потом на меня. — В июне дело было, забыл… Где-то на берегу… Розы Люксембург… дом не знаю. Деревянный такой, одноэтажный.

— По какой статье сидел?

— По сто пятьдесят шестой, часть пятая.

Вопрос был вовсе не праздным. Меня сразу удивило, что Ямковецкий — судя по его действиям, хитрый и скрытный человек, который ведет большую игру с Майвиным, — поставив на кон собственную дочь, обратился за помощью к такому трусоватому олуху, как этот Рыжий. Статья предусматривала наказание за нарушение правил торговли.

— Почему он к тебе пришел?

— Он меня пару раз на зоне крепко выручал. Я у него вроде как должник.

По паспорту Рыжему было сорок пять лет. Рыхлый, нетренированный, с расшатанными нервами, он поначалу петушился в запале, а теперь потух. Я догадывался, о чем он думает: если Ямковецкий узнает, что он раскололся, его постигнет участь Рябчика. Жалости к этому дерьму у меня не было никакой: только что он пытался меня убить и, вне сомнения, сделал бы это, если бы умел стрелять.

— Кто такой Матюшин? Чья машина?

— Знакомый одолжил.

— Пистолет тоже его?

— Нет. Бугая.

— Рябчика Бугай задушил?

— Да не знаю я! Не было меня там!

Я намотал на руку его галстук, заставил встать.

— Врешь, сволочь! Ты же Рябчика с Бугаем на это дело подписал, велел им мой адрес выяснить! Докладывал Ямковецкому, что Илона в сыскную контору обращалась? Говори, тварь, докладывал?!

Он хрипел, мотал головой, скрипел зубами от злобы и бессилия.

— Нет… нет… я не… диспетчеру…

Я поймал себя на том, что нервничаю и задаю ненужные вопросы: конечно, он сообщил мои координаты, отрабатывая полученные сребреники! Видимо, у Ямковецкого в отношении Илоны были серьезные намерения, и Рыжего он знал слишком хорошо, чтобы посвящать его в подробности их отношений.

— Слушай меня внимательно, Рыжий! — тихо, но внятно сказал я, не ослабляя удавки. — Сейчас ты позвонишь этой диспетчерше и скажешь: охрана у Илоны из пяти человек; трое в квартире, двое во дворе, но самой ее там нет. Майвин перевез ее в гостиницу «Байкал». Запомнил? «Бай-кал» — есть такое озеро.

Я отпустил его, вынул из кармана телефон и набрал номер, потом приставил к его животу пистолет:

— Одно слово лишнее — кладбище рядом.

Само собой, я не собирался осквернять Гольяновское кладбище, где был похоронен мой лучший друг Петя Швец, убитый такими же наймитами, как этот.

— Я слушаю, — раздался в наушнике старушечий голос.

У Рыжего в зобу дыханье сперло. Он нервно теребил ворот порванной рубахи, безмолвно шевеля губами. Пришлось прижать ствол плотнее.

— П-передайте д-для Да-авыдова, — стуча зубами, шепотом сказал Рыжий: — Д-двое во дворе и… трое в доме. Ее там нет… ее увезли в «Байкал»… эт-то озеро такое…

Ствол придавил ему живот и уперся в позвоночник.

— Гостиница, — подсказал я сквозь зубы.

— Гостиница, — повторил он.

В трубке что-то затрещало, я подумал, что это храпит старуха диспетчер, усыпленная скучной репризой Рыжего.

— Все записано, — неожиданно бодро доложила она после паузы. — Позвонит Давыдов — я ему передам.

Я спрятал трубку, вернул ему паспорт и деньги.

— Пошел в машину! — развернул за плечо и подтолкнул к «Жигулям».