Горсть риса

…На концерте в резиденции Имельды Маркос девушка пела о кокосовой пальме. Слова были простые, но с большим смыслом, как и во всех народных песнях: «Если корни дерева жизни не поливать человеческим потом, оно не будет плодоносить».

Гордость резиденции — ботанический сад. Уютные тропинки петляют среди вечнозеленых олеандров и других тропических растений. Фантазия человека придала густо-зеленым кустарникам форму различных геометрических фигур. Статуи из белого мрамора словно охраняют прекрасный сад. Прожекторы освещают высокие пальмы снизу, а зеленые лужайки — сверху. Над папоротником порхают стайки птиц. Их на Филиппинах свыше 450 видов. Многие прилетают сюда зимовать из Японии и Кореи. Птицы очень яркие, в пестром оперении, но пение их не столь приятно, как у обитателей наших лесов и полей. Природа строга и справедлива: одним она дарит привлекательную окраску, другим — элегантность, третьим — мелодичный голос. Тропические птицы не заливаются так, как наш соловей, не кукуют, как кукушка, и не щебечут, как скворцы. Когда слушаешь их, кажется, будто кто-то режет железо, или плачет ребенок, или тонущий зовет на помощь…

Прощание с женой президента было коротким, но искренним. Она сказала нам: «Mabuhay!» А это короткое слово значимее длинных речей.

Прилетев с острова Лейте в Манилу, на аэродроме я хватился своего чемодана. Та же участь постигла председателя Союза писателей Пакистана поэта Фанза Ахмада Фаиза и известного индийского писателя Мукерджи.

— Скорее всего они в другом самолете, — заявили встревоженные стюардессы и посоветовали нам подождать.

Служащие аэродрома отвели нас троих в большую комнату с вентиляторами под потолком, предложили кофе. Впервые за все время пребывания на Филиппинах появилась возможность посидеть спокойно. Мукерджи интересовали связи литовского языка с санскритом, он очень обрадовался, когда узнал, что два литовских поэта — Эдуардас Межелайтис и Вацис Реймерис — лауреаты премии имени Джавахарлала Неру.

Не прошло и часа, как за переплетенным густой сеткой окном раздался звук идущего на посадку самолета. Наши вещи оказались там.

Фаиз Ахмад Фаиз и Мукерджи на прощание сказали:

— Счастливого пути!

ЛАВРОВЫЙ ВЕНОК: ОСУЖДЕНИЕ ИЛИ ВОЗВЫШЕНИЕ

Аплодисментов не прошу у вас,

и лавровый венок мне не услада:

аплодисменты — для отвода глаз,

а лавры — вянут за оградой сада.

П. Викториано.

«Тагальская гордость»

(пер. П. Грушко)

Поэты, которые читали свои стихи, были похожи на богов Олимпа. Их слова потрясали обомшелые каменные стены и чуткие сердца людей, поднимались к светлым звездам, но, столкнувшись с черным небосводом тропической ночи, мощным эхом возвращались назад, в объятия матери поэзии — Земли…

У полуразвалившихся ворот, выложенных когда-то из массивных каменных плит, нас встретили хозяева вечера — филиппинские писатели, артисты, музыканты. Девушки в длинных черных туниках, очень напоминающих сутаны католических монахов, украсили нас белыми гирляндами благоухающей сампагиты. Их походка и внешность были необычны: одна сторона лица окрашена в белый, другая — в красный цвет. День и ночь. Радость и горе. Верность и самопожертвование. Вечность и смерть.

Окруженные всеобщим вниманием, сопровождаемые нежной музыкой и последними лучами уходящего солнца, мы шли по каменной тропе в импровизированный театр под открытым небом, обнесенный разрушающимися каменными стенами старого форта. Настоящий театр имеет право на существование без мягких кресел и хрустальных люстр.

Этот театр находится в районе Интрамурос, в самом сердце старой Манилы. Он носит имя раджи Солимана, который погиб 24 июня 1571 года, защищая свою землю от солдат испанского конкистадора Легаспи. Если бы весь этот район можно было превратить в театр, подобный тому, в котором теперь происходил праздник поэзии, и на его сцене воскресить некоторые эпизоды истории Филиппин, зрители увидели бы охваченных золотой лихорадкой солдат, зараженных черным фанатизмом католических монахов, жестоких мусульманских пиратов, умирающих в темных подвалах узников, пирующих в светлом зале колонизаторов и множество других картин.

В тропиках закаты и зори коротки. Словно чья-то невидимая могучая рука увлекла солнце в воды Манильской бухты, и театр раджи Солимана утонул в темноте. Появились мужчины с факелами и зажгли огни на всех углах форта.

В подземельях форта Сантьяго испанские колонизаторы хранили порох, японские милитаристы содержали американских и филиппинских пленных. Когда в феврале 1945 года в Манилу вступили американские морские пехотинцы, в подземельях форта они нашли 600 трупов.

Колеблющееся пламя факелов тянулось вверх, словно свечи кипарисов. Но ни яркие звезды, ни факелы не могли осветить лиц всех собравшихся в тот вечер в театре. Зрители сидели в темноте. Сильные прожекторы перекрестным огнем освещали только поэтов, выходивших на импровизированный Олимп.