Горсть спелой земляники

— Я тоже не знаю, где тряпочка и масло, — ответила я как можно спокойнее. — Хоть это и моя корова. Значит, обойдёмся без них. Наташка, сбегай в дом, только пулей. И притащи дойник — он должен стоять на печке.

Наташка убежала, а мы с Костиком продолжали налаживать с коровой контакт. Он вынул из сена несколько пушистых травинок и аккуратно провёл ими по брюху Дочки. Она вздрогнула, как поезд перед отправкой, замахала хвостом, но продолжала стоять. Костик провёл ещё раз и ещё. Дочка была не против. Ей даже, по-моему, понравилось.

Я стала искать у коровы вымя, чтобы смахнуть с него пыль хотя бы руками. Но кругом была темнота. Я нащупывала то жёсткую шерсть Дочки, то шершавое брюхо, а до вымени никак не могла дотянуться. Я придвинула скамеечку поближе. Протянула руки под самое коровье брюхо и со второй попытки нашла ма-а-аленькие сосочки. Они были мягкие и немного сухие.

Тут примчалась Наташка и сунула мне под нос… большую эмалированную кастрюлю.

— Что это?! — зашипела я. — Где дойник?

— Я не нашла его, — виновато сказала Наташка. — Облазила всю печку — нету там дойника. Только валенки да тулуп заячий валяются.

— Дои в кастрюлю — какая уже разница? — сказал Костик и хлопнул Дочку по морде своим травяным веником. Но то ли он уколол её нечаянно, то ли попал в глаз… только корова от этого хлопка подпрыгнула на передних ногах до потолка и отскочила в дальний угол, словно гигантский кузнечик.

— Успокойся, Дочка, — сказала я ласково. — Не бойся, мы не кусаемся. Мы, между прочим, боимся тебя больше, чем ты нас!

Наташка протянула руку в темноту и попыталась там найти Дочку.

— Корова, а корова, будь человеком, пожалуйста! — взмолилась она. — Нам ничего от тебя не надо, кроме молока.

Корова молчала. Я взяла в руки скамеечку и пошла в её сторону. Было слышно, как Дочка тяжело дышала. Я нащупала её бок, села на скамейку и с первого раза дотянулась до вымени.

— Давай кастрюлю, Наташка, — прошептала я.

Она сунула мне кастрюлю, я поставила её под корову и начала тянуть за соски. Молоко полилось сразу. Звонкие белые струи весело забарабанили по дну посуды, словно дождик по крыше. Правда, молоко попадало не только в кастрюлю, но и на пол. В кромешной тьме было не различить, куда его лить.

— Ничего не вижу, — пожаловалась я друзьям. — Давайте откроем дверь сарая, может, хоть чуточку светлее будет.

Костик мигом выбежал из коровника и распахнул дверь на улицу.

Это и было роковой ошибкой всего нашего предприятия.

Сарай тут же наполнился светом. Корова от радости резко взмахнула хвостом, словно кнутом, и ударила им по Наташкиной щеке. Наташка взвыла от боли, как раненая тигрица! Корова страшно испугалась тигриного воя и со всей своей дурьей силы лягнула скамейку, на которой я сидела!

— Саня, береги-и-ись! — кричала Наташка, когда я приземлялась на кастрюлю с молоком.

Грохот стоял жуткий. От страха корова заревела, как иерихонская труба, и со всего маху рванула на улицу.

— Держи её! Лови! — кричали мы с Наташкой Костику.

Но было поздно.

Корова, как ошпаренная, промчалась по двору и скрылась за домом.

Там были лес и дорога, по которой уехали к доктору бабушка и дед. Мы присели на скамейку во дворе. Было почти девять часов вечера. Начало темнеть.

— Господи, что же это такое? Ни молока, ни коровы, — загрустила Наташка. Ссадина на её щеке полыхала, как мак.

Костик смотрел на горизонт.

— Интересно, куда она побежала. Неужели в лес?

— А куда здесь ещё бежать? — сказала Наташка. — Её уже там, наверное, волки доедают.

— Не сочиняй, Наташка, — попросил Костик. — Отродясь тут не было никогда волков. Здесь только кабаны водятся.

Мне не хотелось говорить. Я смотрела в сторону леса и молча растирала огромный синяк на левом боку, которым приземлилась на кастрюлю.

Но что-то надо было делать.

— Пойдёмте к соседке бабе Лиде. Она должна помочь, — предложила я друзьям.

Баба Лида не задавала лишних вопросов. Она позвала свою внучку и её мужа, которые приехали погостить. Все вместе мы отправились на поиски коровы.

Целый час мы ходили по кромке леса и кричали Дочку. Но она не пришла.

— Надо идти спать, — сказала баба Лида, когда почти стемнело. — Продолжим поиски завтра с утра.

Мы молча вышли на дорогу и вдруг услышали едва различимый тоненький непрерывный звук. Это ехал мотоцикл. Бабушка с дедом возвращались домой.

«Ну вот и всё, — подумала я. — Сейчас я расскажу про бегство коровы, и бабушку схватит сердечный приступ. А дед наверняка запрёт меня в кладовке, как Мальвина глупого Буратино, до приезда родителей. А родители приедут и скажут: "Александра, тебе ничегошеньки, оказывается, доверить нельзя!" А я скажу, что и не надо. И что я вообще могу всю жизнь прожить без их доверия. И что я никогда больше не подойду ни к одной корове и не буду пить молока. Вот такое наказание я себе изберу».

Мотоцикл подъезжал очень медленно. Прошла, наверное, вечность, прежде чем мы его увидели. Сначала из темноты выплыл маленький жёлтый круг фары, а потом — дед в шлеме и бабушка, которая сидела в коляске, как снеговик.

Дед остановил мотоцикл.

— Как дела, Саня? — подмигнул он мне очень бодро.