Горсть спелой земляники

Я обратила внимание на одну пчелу. Она была крупнее остальных и шустрее. Она то обгоняла своих соседок, то пыталась выпихнуть их из центра на край цветка. А потом замерла, выпрямила свои усики-антенны и вдруг стала рисовать ими в воздухе круги… точь-в-точь как моя учительница Людмила Ивановна! И глаза у неё так же блестели. И даже руками, в смысле лапками, пчела взмахивала так же, как Людмила Ивановна! «Ну просто феноменальное сходство!» — сказал бы мой папа. Но папа был в Москве. И не мог ничего сказать.

Вместо него сказал Костик:

— Начинаем соревнования по пчёлокусанию! Приготовились! — объявил он важным голосом, как будто вокруг было не поле с подсолнухами, а стадион с болельщиками.

Мы с Наташкой подняли вверх указательные пальцы.

— Считаю до трёх! — предупредил Костик и начал считать. — Рррра-аз!.. Два!

— Ой, погоди, Костик! — вдруг пискнула Наташка. — Я передумала.

— То есть как? — не поняла я. — Совсем?

— Нет. Не совсем. Я передумала одновременно с Саней пальцы совать в подсолнух, — пояснила Наташка.

— Так и скажи, что испугалась! — фыркнул Костик. — Трусиха!

— Это ты трус, Костик, а я за справедливость! — сказала Наташка.

— Ну и в чём заключается твоя справедливость? — Костик сощурил глаза и поставил руки на пояс.

— В тебе, конечно! — ответила она непринуждённо. — Ну, вот скажи — как ты сможешь за нами обеими наблюдать, если нас одновременно пчёлы укусят?

— Легко! — сказал Костик. — Я же судья, я и не такое умею!

— Это тебе кажется. А на самом деле это невозможно: смотреть сразу на двоих укушенных. Я за честную игру! Поэтому кусать нас должны не одновременно, а по очереди, — заключила Наташка. — Сначала Саню, а потом меня. Согласны?

Костик пожал плечами — он не знал, что ответить.

А я была согласна. С Наташкой спорить — только время терять. По очереди так по очереди: какая разница!

— Считай, Костик! — потребовала я и подняла вверх палец.

Костик медленно сосчитал до трёх.

А дальше… Дальше я сунула палец в цветок и заорала как резаная. Потому что в него вонзилось что-то горячее, как кипяток, острое, как нож, жутко кусачее и противное. И вдруг стало больно и горячо везде — в каждом кусочке тела, в каждой клеточке. Мне показалось, что даже мозг в моей голове сейчас взорвётся. Вот как больно вдруг стало!

От моего крика Наташка и Костик вытаращили глаза и раскрыли рты. Как будто они смотрели фильм ужасов. И видели монстра или вампира. И от страха они не могли ни говорить, ни двигаться. Они смотрели то на моё лицо, то на мой палец — и готовы были упасть в обморок.

Я тоже посмотрела на ужаленный палец. В нём торчала большая заноза. И от этой занозы пыталась оторваться и улететь… Людмила Ивановна! Ну то есть пчела! Та самая, которая похожа на Людмилу Ивановну!

Она устремилась ввысь и работала крылышками, словно пропеллером. И вдруг пчела оторвалась от занозы и исчезла.

Мой палец опух и был похож на разваренную сосиску. А ещё он дёргался и пульсировал, как будто его током ударило. Или как будто у него внутри сердце появилось!

— Неужели так больно? — удивилась Наташка.

— Ещё как больно, — всхлипывала я и утирала слёзы с подбородка. — Но сейчас твоя очередь. Может, тебе и понравится.

Наташка глубоко вздохнула:

— Точно не понравится. Я даже пробовать не буду. Ты победила, Саня. Хоть и проиграла.

— То есть как это проиграла? — не поняла я Наташку. — Кому?

— Получается, что сама себе, — ответила Наташка. — Но выиграла у меня.

Костик сжал пальцы в кулаки и топнул ногой.

— Ну-ка, суй, Наташка, палец в подсолнух! Ты же обещала! Или тебе помочь? — угрожающе произнёс он.

— Обойдусь и без твоей помощи, — пропищала она, как комар. — Я передумала соревноваться. Я вижу, что мне это не понравится. И пробовать нечего! Саня выиграла. Хоть и заплакала.

Мне стало вдруг всё понятно.

— Ты специально это подстроила, Наташка, — сказала я. — Чтобы не вместе, а по очереди! Ты хотела проверить сначала… Проверить, будет ли больно! На мне проверить. Какая же ты, Наташка… какая же ты…

Я не выдержала и снова заплакала. От боли, которая не проходила, и от обиды, конечно.

Костик тоже чуть не плакал. Он очень хотел облегчить мои страдания и начал дуть на ужаленный палец. Он так старался! Мне даже чуть-чуть стало легче.

Покрасневшая до ушей Наташка стояла рядом и рисовала носком сандалии круги по земле.

Ей было стыдно, хоть она и не признавалась.

Вдруг кто-то громко кашлянул и произнёс:

— Вы чего орёте здесь, как ужаленные?

Это был дядя Ваня-пчеловод.

— А мы и есть ужаленные, — сказал Костик тихо и показал на мой палец.

— Как же это тебя угораздило, Саня? — удивился дядя Ваня и почесал бороду. — Я с пчёлами всю жизнь работаю, но они меня ещё ни разу не жалили за семьдесят лет.

— А я специально палец подставила, — сказала я. — Было интересно, как они кусаются. Оказалось, хуже не бывает…

— Да ты герой! — воскликнул дядя Ваня. — Только пчёлы не кусаются, а жалят. А это всегда больно. И, между прочим, опасно.

Дядя Ваня осмотрел мой палец и аккуратно вытащил из него жало. Он это сделал легко и быстро, как фокусник. Было совершенно не больно!