Горстка людей<br />(Роман об утраченной России)

Следом за Василием Васильевым я шагаю через поле. Мы идем на голоса, они все ближе, их все больше… И чем дальше, тем пышней растительность: меньше камней, трава гуще, светлый песок. Жабы и лягушки так и прыгают из-под ног во все стороны, когда мы подходим к маленькому заросшему озерцу, которого не было видно за плакучими ивами. Мы, наверно, не раз проходили мимо и не заметили, не догадались…

— Знаменитые жабы Байгоры! — радуется Василий. — Вот кто выжил-то, чертяки!

Мы садимся в траву у самой воды, тихонько, стараясь не распугать их. Жабы и лягушки быстро успокоились и снова распевают вовсю. Эхо разносит их голоса, жизнерадостные, ликующие, и мне становится понятно, почему так изумилась Наталия, впервые услышав их в мае 1916 года.

— Я уверен, что мы находимся на берегу того самого пруда, где ваши родные катались на лодке, — шепчет мне Василий.

— Пруд? Это болото?

Все так же шепотом он делится своей догадкой: пруд пересох, зато трава и деревья вокруг, в отличие от тех мест, по которым мы ходили, буйно разрослись. Он говорит что-то о климатических условиях средней полосы России, об истощении почвы, об испарении воды. Но я его уже не слушаю.

Крестьянин по имени Ваня толкал лодку в окружении детворы. Он умер от разрыва сердца где-то вот здесь, в траве. Те дети выросли за границей, на чужбине. Они стали французами, англичанами, американцами. Большинство из них в Россию так и не вернулись.

Сладковатый запах трав смешивается с ароматом дикой мяты. Серебристые листочки ив трепещут в сумраке. Одна за другой загораются звезды: начинается дивная, чудесная летняя ночь.

Четверо молодых людей были здесь августовской ночью 1916 года, в точности такой же, как эта. Три брата и жена одного из них. Им хотелось провести беззаботно хотя бы один этот вечер. Война, смута, тысячи погибших на время забылись. Если об этом и думали, то вслух никто не говорил. Им хотелось просто жить, и еще — они берегли друг друга. Поэтому старший брат так тщательно скрывал свои мысли. Задолго до остальных он предчувствовал грядущие катастрофы и понимал, что надо все менять, начиная с себя. Его жена и братья вторили жабам, а он думал о неминуемом крушении мира — их мира. Но один взгляд жены, одна-единственная ее улыбка — и страх тотчас рассеивался. Знавшие их люди — те, что выжили, — будут потом вспоминать: «Эти двое любили друг друга».

Адичка и Наталия Белгородские. А что, если их тени здесь и хотят открыть нам тайну? Передать нам что-то еще, то, что важнее скрипки и разрушенной церкви?

Сквозь оглушительный лягушачий концерт до нас доносятся чьи-то крики. Крики? Да это же нас зовут.

Сколько времени мы просидели здесь в молчании, погруженные каждый в свои грезы, в свои думы? Поднявшись, мы видим движущиеся в темноте огоньки. Где-то в километре от нас медленно, осторожно едет микроавтобус с зажженными фарами. Наши спутники ищут нас, волнуются. Теперь мне почти хочется побежать им навстречу. Василий напоследок удерживает меня за локоть:

— Адичка Белгородский был первым помещиком, которого убили вот таким зверским образом, а Байгора — первым разрушенным поместьем. Потом это, увы, случилось во всей России. Всегда было одно и то же. То, что пережила ваша семья, пережили и многие, многие другие. Знаете, какие слова приписывают Ленину? «Разрушайте гнезда, чтобы птицы не вернулись». А вы вернетесь сюда когда-нибудь, Мари? Построите новое гнездо?

— Нет.

От Байгоры действительно ничего не осталось. Но и места, и люди существуют, пока кто-то думает о них. Какая-то частица их, прежних, еще трепещет жизнью, и это делает их загадочным образом близкими мне. Благодаря «Книге судеб».

Я с признательностью вспоминаю Пашу. Эта женщина, за всю свою жизнь ни разу не покидавшая Байгору, отправилась в разгар Гражданской войны через всю Россию к Белгородским в Ялту, в Крым. Откуда она узнала, что семья уезжает на чужбину? Некому теперь ответить на этот вопрос. Дневник она нашла в разоренном кабинете Адички. Растащили все, что было можно. Но никто не позарился на скромную тетрадь в коленкоровой обложке. Паша знала, что в ней — все, что осталось от Адички, и, наверно, почувствовала необходимость как можно скорее передать ее в руки Наталии.

Если бы не она, если бы не ее мужество, я так и не узнала бы ничего о них, о горстке людей, брошенных вместе со многими и многими другими в водоворот истории, — о моей семье.

Об Анне Вяземски

Роман «Горстка людей» — первое знакомство русского читателя с прозой Анны Вяземски, однако ее имя наверняка знакомо многим, по крайней мере любителям кино. И в самом деле, у этой француженки с русской фамилией за плечами — блестящая актерская карьера, и на ее творческом счету куда больше ролей, сыгранных в кино (около двадцати) и в театре (двенадцать), чем вышедших книг (шесть).