Горстка людей

Но искаженное горем лицо Козетты Ловской, когда та открыла им дверь, подействовало на Наталию как удар электрического тока. Она не успела еще выкрикнуть имя мужа, как Козетта в слезах кинулась ей на шею. «Адичка умер», — проговорила она.

Выдержки из газет

«Вестник Воринки», 16 августа 1917

Волнения в поместье Байгора

Нам только что сообщили о серьезных волнениях в поместье князя Белгородского. Толпа из пяти тысяч крестьян разорила имение. Помещик и его жена были захвачены бунтовщиками. Крестьяне разграбили винный погреб и перепились. В Байгору был послан военный отряд. Поместье князя Белгородского считается одним из самых передовых в области разведения элитного рогатого скота и рысистых лошадей. По этой причине оно уже давно находится под охраной губернских властей.

«Вестник Воринки», 17 августа 1917

Сегодня утром мы получили телеграммы от уездного комиссара города Галича. Он сообщает, что толпа, взяв под арест Владимира Белгородского, поставила условием его освобождения немедленную отправку на фронт. Князь принял это условие и был препровожден на вокзал города Волосова, чтобы оттуда отбыть в действующую армию. В это время через город проезжал военный эшелон. Когда состав остановился в Волосове, солдатня, узнав об аресте князя, принялась избивать его, и князь, после жесточайших мучений, был убит разъяренной толпой.

Из полученных позже телеграмм нам стало известно, что Байгора, одно из крупнейших поместий России, принадлежащее князю Белгородскому, почти полностью разорена. Солдаты, которые по распоряжению губернских властей охраняли поместье князя Белгородского, играющее, как мы отмечали вчера, важную роль в развитии скотоводства, были избиты толпой и разбежались. Разорив поместье князя Белгородского, толпа, подстрекаемая солдатней и агитаторами, отправилась грабить соседние имения. В настоящее время толпа разоряет поместье графа Ловского.

Выдержка из протокола Сорокинского волостного суда, направленная генерал-прокурору в Москву

(датировано 17 августа 1917 года)

Вечером 15 августа на Волосовеком вокзале Юго-Восточной железной дороги помещик Галичского уезда (Воринская губерния) князь Владимир Белгородский был убит солдатами.

Как явствует из свидетельских показаний, собранных в ходе предварительного следствия, 14 августа в Байгоре, поместье вышеупомянутого Белгородского, имели место волнения, в результате которых крестьяне взяли Белгородского под арест, обвиняя его в уклонении от военной службы.

Чтобы пресечь волнения, из Галича был послан отряд во главе с подпоручиком Вороновым. Последний, с конвоем из троих солдат и троих крестьян, избранных их товарищами, не доверявшими конвоирам, препроводил Белгородского в Волосово. Там Воронов препоручил Белгородского ответственному за охрану вокзала поручику Витебскому, который запер его в здании вокзала и приставил часовых.

В это время на вокзале остановился следующий на фронт эшелон, состоящий из двух войсковых частей, в том числе 152-го резервного пехотного полка. Когда среди солдат распространился слух об отправке князя на фронт, поднялся ропот: «К чему нам брать с собой на фронт пленного, лучше убить его сразу!» Переговоры ни к чему не привели, и толпа солдат, сметя часовых, охранявших арестованного, ворвалась в кабинет, где находился Белгородский, выволокла его оттуда и принялась зверски избивать. Его стащили по лестнице с третьего этажа на второй, а затем выбросили из окна на перрон вокзала, где он и был найден мертвым.

Вскрытие показало три ранения в сердце. Кроме того, челюсть и нос были сломаны, а лицо разбито. На теле обнаружены многочисленные следы побоев и раны от холодного оружия. Ребра и кости таза раздроблены.

Первые лучи солнца внезапно осветили товарный вагон. Бледно-серый рассвет потеплел и окрасился розовым. Наталия приподнялась на локте и вгляделась в лицо мужа. Ей хотелось запомнить каждую его рану. Осмелиться посмотреть на него означало разделить его страдания, его смертные муки. Поэтому она и легла с ним рядом, поэтому приникла губами к его окровавленной руке, к раздробленному запястью. Если б можно было всей своей кожей, каждым сантиметром прильнуть к нему, она бы сделала это. Тело Адички, уже остывшее, не внушало ей страха. Ее тепла хватит, чтобы согреть их обоих.

Молоденький солдат — это он привел ее к вагону, куда второпях уложили тело Адички, — отвернулся: ему было неловко присутствовать при столь интимной сцене. Он видел то, чего, казалось, не видела молодая женщина: обезображенное лицо, чудовищно изувеченное тело. Солдат хотел было накрыть его своей шинелью. Но женщина не дала ему этого сделать. Он не понимал, как она может вот так лежать рядом с мужем, то и дело целуя его лицо, грудь, руки. Что-то животное было, на его взгляд, в таком поведении. Эта молодая женщина напомнила ему суку. Но она была так прекрасна и трогательна, что он тотчас устыдился своих мыслей.