Горы и оружие

— Не потерпите? — вскинулся Затко. — Два миллиона курдов живут в Турции хуже собак. Ежегодно их расстреливают и вешают…

— Не следует убивать турецких солдат на турецкой границе, — невозмутимо повторил Размара. — Это себя не оправдывает.

Отставив тарелку, он встал.

— Ты куда же? — спросил Затко.

Все это время Таха и Размара следили друг за другом понимающими и враждебными взглядами.

— Уезжаю, — сказал Размара. — И тебе советую. Пребывание здесь становится опасным.

— Но я не поел еще, — сказал Затко.

Размара высыпал в карман оставшиеся фисташки.

— Уезжай отсюда, Затко, — сказал он. — И прихвати своего сына-тупамароса. Я не хочу, чтобы с вами приключилась беда в моем округе.

— Какая такая беда? — удивился Затко. — Прошу тебя, садись.

— Дехдар пошел к моей машине сказать шоферу, чтобы радировал о тебе жандармам на старую заставу.

— Никуда дехдар не пошел, — заверил Затко. — Дехдар сидит во дворе на скамейке, и по бокам у дехдара двое моих караульных сидят. Так что прошу тебя, не торопись.

Размара постоял, подумал, усмехнулся безбоязненной усмешкой.

— Вот что, — сказал Размара. — Ты отпусти его, и мы с ним продолжим обычный объезд и забудем о встрече.

— Согласен, — любезно сказал Затко, и Размара, поклонившись Мак-Грегорам, вышел, грызя фисташки. Мак-Грегор тоже хотел встать, но Затко положил ему руку на плечо. — Эти убитые курды — наша трагедия, наша печаль, не твоя, — сказал он. — Вина тут на мне.

— На ком бы ни лежала вина, — сказал Мак-Грегор, — но кровь пролита.

Затко вышел вслед за Размарой.

— Уйдем отсюда, ради бога, — сказала Кэти. — Я не могу больше.

— Пойдем. Нас ничто здесь не держит, — сказал Мак-Грегор.

Но Кэтрин указала на связанных кур.

— А с ними как же быть? — спросила она.

Он поглядел на этих горестных заморышей.

— Пустить их, пожалуй, на волю, — сказал он.

— Не сумасбродствуй, — сказала Кэти. — Их тут же кто-нибудь поймает.

— Что ж поделать? — сказал он. — Все-таки мы их выпустим.

Вынув из кармана нож, он перерезал путы. Вынес кур на улицу, подбросил в воздух. Они тяжело приземлились и побрели пошатываясь, точно прилипая лапами к грязи. Но тут их увидела облезлая собака, залаяла, погналась, и тощие, жилистые птицы с кудахтаньем и криком кинулись под гору.

Затко и Размара стояли на пороге, а вокруг — еще с десяток курдов и персов, и все они со смехом глядели на это зрелище; и Мак-Грегор ощутил, как по коже дернуло ознобом, как сжалось сердце от давней боли, к которой он, кажется, один тут еще не притерпелся.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Затко вернулся в свое тысячегорье, а Таха остался с Мак-Грегорами, чтобы на стареньком «пежо» доставить их в Мехабад, где ждал ливанец Аббекр. Но, проводив отца, Таха сказал, что прежде им надо заехать в горную деревушку в тридцати километрах отсюда.

— Зачем?

— Это вам будет полезно, дядя Айвр.

— У меня нет времени.

— Времени уйдет на это мало, — спокойно сказал Таха. — Там увидите кой-кого из моих парней, — пояснил он. — Они не верят в объединенный фронт с феодалами вроде ильхана, или с дельцами вроде Аббекра, или с честными судьями вроде кази.

— Или с твоим отцом? — кольнул Мак-Грегор.

— Что ж нам отец? — ответил Таха. — У отца свои идеи, у нас свои. Я сюда ехал с ним, по сути, только для того, чтобы встретиться с вами.

— Вот как…

— Я насчет тех денег, дядя Айвр, — прибавил Таха по-английски.

— Каких денег?

— Мы же не дети, — сказал Таха, ведя Мак-Грегоров на взгорок, к машине. — Любому тут уже известно про те наши деньги и про оружие. И что вы едете на розыски в Европу.

— Тебя это совершенно не касается, — сказал Мак-Грегор. — Так что нечего и заговаривать.

Они стояли у машины, дожидаясь Кэти, отлучившейся по делу, столь неприятному ей среди нагорной чистоты. Вернувшись и прислушавшись, Кэти сказала, что здесь не место возобновлять старые политические препирательства.

— Но как же так, тетя Кэтрин, — не унимался Таха. — Эти деньги должны пойти на революцию, а не ильхану достаться.

— Они вовсе не достанутся ильхану, — возмущенно возразил Мак-Грегор.

— Кончится тем, что достанутся, — стоял на своем Таха. — Так или иначе, а старик в конце концов заполучит деньги и оружие, и ни кази, ни мой отец не смогут этому помешать.

И снова у них пошел спор о том, за что бороться прежде — за освобождение курдов или же за социальную революцию, — покуда Кэти не вмешалась, потеряв терпение.

— Здесь вы этот спор не разрешите, — сказала она. — И в любом случае Таха прав, — повернулась она к мужу. — Найдешь ты или не найдешь эти деньги в Европе, все равно настоящей пользы не будет.

— Это почему же?

— Потому что повторится вечная история. Если удастся когда-нибудь достичь чего-то, то не благодаря помощи от тебя — иностранца. И не благодаря коварным старикам, плетущим у себя там в горах интриги. Если кто и добьется успеха, то, вероятнее всего, Таха — и без твоей помощи.

— Таха хочет революции, а ведь они еще и в нацию не оформились, — напомнил Мак-Грегор. — Разве это резонно?

— Речь не о том, — возразила Кэти, садясь в машину.