Горы и оружие

Кэти и Мак-Грегор сошли вниз и легли спать, намеренно не обменявшись ни словом о Сеси. К чему ссориться? А ранним утром, хрустально-чистым на четырехкилометровой высоте, они плавно понеслись от моря над голубой полосой Роны, и к девяти часам Мозель доставил их к тете Джосс. Он сказал, что тотчас отправится улаживать дела Сеси, но на это может потребоваться время, так как сегодня суббота.

— Приходите-ка обедать в понедельник на Пийе-Виль, — сказал он Мак-Грегору, — и я сообщу вам, что смог выяснить относительно курдских денег.

— А где это Пийе-Виль? — спросил Мак-Грегор. — И что это такое?

— Это улочка между улицами Лафайета и Лафита, — пояснил с улыбкой Мозель, — сразу за бульваром Османна. Дом пять, подъезд «А». Позвоните и не удивляйтесь, если прождете несколько минут, пока спустятся и откроют. Это мой личный вход.

Мак-Грегор поблагодарил Мозеля за хлопоты и за гостеприимство. Поцеловав Кэти, Мозель уехал, а они принялись колотить в деревянные ворота, будить Марэна. И пока Марэн там у себя натягивал штаны, они молча ждали — говорить по-прежнему было не о чем.

Сеси не только оказалась дома, но и встала уже и сидела за завтраком у тети Джосс, когда Кэти оповестила в холле о своем прибытии. И Сеси выбежала к ним, вытирая салфеткой слегка вспухшую губу.

— Что это у тебя? — спросила Кэти, коснувшись пальцами ее лица.

— А-а, локтем кто-то двинул, — отмахнулась Сеси.

— Полицейский?

— Не знаю. Не разобрать было в суматохе.

— Тебе ведь велели держаться в стороне.

— Я и держалась, — возразила Сеси. — Стояла во дворе — на лестнице, под статуей Виктора Гюго, а они как налетели и погнали меня вместе со всей толпой. Одного парня сграбастали, а заодно и меня. Вот и все.

— Тебе повезло — могли избить как следует и бросить на месяц в тюрьму, — заметила Кэти.

— Ну что ты, мама! Меня и не допросили даже.

— Потому что за тебя похлопотал Ги Мозель.

Сеси удивилась, затем возмутилась:

— Ах, вон оно что! А я думала, это потому, что из студенток одну меня арестовали.

— Ги поехал сейчас заминать дело: если начнется следствие, тебя вышлют из Франции.

Сеси на мгновение опешила, затем сердито проговорила:

— К черту Ги Мозеля! Я не знала, что это его стараниями. — Она повернулась к отцу: — Вчера вечером неожиданно явился Таха.

— Куда? К нам?

— Да. Он наверху, спит, — сказала Сеси.

— Как он тебя разыскал? — спросила Кэти.

— Да я ему писала из Парижа раза два. Но он не ко мне, он тебя хотел видеть, — сказала Сеси отцу.

— Этого лишь недоставало, — сказала Кэти. — Единственно этого! Но здесь у нас он не останется, так что и не приглашай его, Сеси.

— Он и не собирается. Ему тут надо разыскать одного иракского курда, с медицинского факультета, но вчерашние беспорядки помешали.

— Вот и ступай разбуди его, — сказала Кэти.

— А тебя сегодня утром тоже спрашивали, — сказала ей Сеси. — Тот мегрикский богач, сын ильхана. По телефону.

— Дубас?

— Да. Я без тебя не стала говорить ему, где ты и что ты. Притом их с Тахой надо держать подальше друг от друга.

— Слышал, как твои курды действуют? — Да, Мак-Грегор слышал. — Они не только последовали за тобой в Париж, но и привезли с собой свои дурацкие распри.

— В Париже им не развернуться, — успокоил Мак-Грегор.

— Ты уверен? Они приехали за этими деньгами. А будучи курдами, они ни перед чем не остановятся для достижения цели.

Кэти ушла из холла в кухню — сказать мадам Марэн, чтобы та приготовила им завтрак.

— Почему она так всполошилась? — спросила Сеси отца.

— За тебя тревожится… — ответил Мак-Грегор.

— Но отчего она так вдруг взъелась на Таху, еще и не увидав его?

— Не в Тахе дело.

Мак-Грегор знал, что Кэти, собственно, рада видеть Таху. Оба они остались к Тахе навсегда привязаны — почти так же крепко, как к своим детям, хоть Кэти и не пожалела трудов, чтобы разлучить с ним Сеси. Но теперь хватало и других поводов для тревоги.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Когда Таха спустился вниз, он выглядел так, будто сейчас только пришел пешком из горной деревушки. На нем была тоненькая спортивная куртка с коротковатыми рукавами и серые дешевые штаны, мятые, как бумажный мешок. Но молодые глаза Тахи смотрели твердо, бесстрастно, замкнуто и зорко.

— В Париже не годится щеголять вот так, — заметила ему Кэти.

— Я не хочу платить шестьдесят франков за пару французских брюк, — ответил Таха.

— Я дам тебе деньги, — сказала Кэти.

— Спасибо, тетя Кэтрин, — слегка поклонился Таха в знак отказа, и Кэти проговорила раздраженно:

— Что ж, вольному воля.

— Ну, как отец твой? — поспешил спросить Мак-Грегор. — Ничего мне не передавал?

— Велел только сказать вам, что не одобряет моей поездки во Францию, — ответил Таха. — Но это и передавать не надо, вы и так знаете.

— Как тебе удалось получить иранский заграничный паспорт?

Таха подался вперед, сказал вполголоса:

— Ливанский.

— А французские деньги где ты достал?

— У меня их совсем немного.

— Но все же, как ты их раздобыл?

— Думаете, дядя, мы их украли?

— Вот это и скажи мне.

— Не все ли равно, — ответил Таха со смешком.

— Я ухожу мыться, — прервала Кэти их разговор, — но прежде будь добр сказать мне напрямик, зачем ты приехал в Париж.