Она тогда вместе с сёстрами ездила по их верви, в ближайшие деревни, чтобы передать рассаду на посев. Бабушка насадила столько кабачков да тыкв, что у неё половина рассады осталась — целых два ящика. Юля про это обмолвилась, и Оляна предложила в ближайшей деревне высадить да попросить приглядывать. Мол, если понравится это их крестьянам, то и будут сами садить. К тому же хотелось им посмотреть, как магия повлияет на растение из Яви. Тогда даже наставница Алёна подключилась, посчитав, что это неплохой эксперимент или вроде того, так что пришла к бабушке, выкупила рассаду и переправила её в Беловодье. А они уже съездили в вервь. Тогда ещё Юля вспомнила, что на истории им про картошку рассказывали, как крестьяне ели «помидорки» с кустов да травились. В общем, кому отдали, инструкции выдали полные. Когда зреет, когда есть, как хранить, да что с ней делать надобно. Треть урожая в Гнездо, остальное себе оставить можно. Тыквы какие-то особо красивые уродились, яркие, оранжевые, с красивой толстой мякотью. Их потом чуть ли не как арбузы или дыни ели местные крестьяне. Прямо сырой. Хотя в дальнейшем и пекли, и варили, и что-то вроде цукатов делали, а то от сырого-то сока тыквенного кожа шелушиться. Так им вроде приспособились пятки мазать. В общем, тыква тогда в народ ушла, даже в Небесном городе Юля тыкву увидела. Впрочем, непонятно, была ли это тыква та самая или своя какая-то. Всё же сообщения между крестьянскими деревнями не такое и быстрое. А кабачками то ли скотину кормили, то ли что, но вроде тоже оценили. Главное, что тыква, что кабачки хранятся какое-то время. Да и можно их почти на чистый навоз посадить — только поможет ему перепреть.
Так вот, на обратном пути, как они с верви возвращались, уже темно стало. Долго объясняли, что да как, да на несколько деревень раздали рассаду. Одну штуку в одни руки буквально. И вот едут они, никого не трогают, как вдруг песню слышат, заунывную такую и странную. И в квакающей и стрекочущей ночи мужские голоса разносились далеко, отчётливо, перекликались и вторили друг другу, как лай дворовых собак или вой весенних котов. Они остановились и прислушались.
«Жарким я огнём пройду-у-усь, обласкаю все холмы твои и каждую впадинку-у…»
«Плуг свой загоню в борозду твою-у, и пройдусь ровнёхонько да гладенько-о…»
«В целину вобьюсь, да взобью как след тебя непахану-у…»
«Пропашу взад, да вперёд тебя родну-у-ую…»
«В пышном чреве твоём своё семя оставлю-у…»
— Это что за порнография? — шёпотом спросила Юля, разобрав слова.
— Крестьяне поля пашут, — ответила Озара. Тоже шёпотом.
— А чего так? — Юля даже слов подобрать не смогла под определение.
— Так весна же… — ответила Оляна.
— Я не о том. Знаю, что весной поля пашут. Но почему ночью и зачем… такое петь?
— Это часть обрядов на плодородие почвы и богатый урожай. Лучше не подходить и не мешать… — Озара тронула поводья, и они поехали дальше.
— Ага, они же там реально «семя сеют», землю удобряют. Так что дело серьёзное. В эту пору в поля к мужикам лучше не соваться, — хмыкнула Ожега.
И как раз они выехали к озеру и увидели на той стороне поля. С мужиками, которые пели. Реально голыми.
— Ой… — пискнула Юля.
— Так, ежели смутим их и у них ничего не получится, то земля не родит урожай, — сказала Озара, и они пошлёпали по воде совсем медленно, буквально покрались.
— И они там это…
— Угу, руками работают в поте лица, — прыснула Оляна.
Они смущённо похихикали.
— Смех-смехом. А Матери-Сыра-Земля по нраву эти обряды. Любит она, когда к ней с нежностью да лаской, с любовью да уважением.
— Да тут гарем мужиков в полях… ублажает.
— И чем лучше ублажают, тем щедрее Мать-Сыра-Земля. Считается, что самые большие урожаи у самых ласковых да нежных мужчин, мол те лучше других знают, как женщину уважить и уговорить.
— Уж мальчишек на такое ответственное дело не пошлют, только состоявшихся мужчин, глав семьи и отцов многодетных. Кто женщину вкушал. И знает, как начать дело и закончить. Чин по чину, честь по чести, — тогда было совсем непонятно, прикалываются над ней сёстры или там всё реально так и есть. Хотя… краем глаза Юля всё же подглядела, что там за «пахота» такая, и вспомнила, что вроде также и в постели это иногда называют. Наверное, не зря.
Авсень в Небесном городе праздновали до самой ночи. Ещё горели костры, плясали хороводы, пели песни. С ней знакомились, кивали, танцевали, разговаривали, правда, она снова почти никого не запомнила. Хотя с самого начала от этого путешествия она не ждала ничего хорошего, Юля была благодарна за то, что оно позволило повидаться со всеми своими дальними родственниками, лучше понять, откуда она родом и то, как жила и росла её прапрабабушка — Авдотья Лебедь Белая. Про неё Юля даже в Яви нашла упоминания и легенды. Это оказалось волнительно. К тому же глава Рода — Альдона — оказалась родной сестрой Авдотьи. Младшей. Но они были знакомы и вместе росли. Юля каждый раз забывала, что оборотни и вообще местные живут гораздо дольше.