Госдачи Кавказских Минеральных Вод. Тайны создания и пребывания в них на отдыхе партийной верхушки и исполкома Коминтерна. От Ленина до Хрущева

«…Для меня лично самый страшный период войны – это наше отступление на Северном Кавказе. А на Кавказе я неоднократно был свидетелем массового бегства с поля боя. Передовая полностью обезлюдела. Как-то, когда бронепоезд нашего 42-го отдельного дивизиона 37-й армии Северной группы войск Закавказского фронта, в котором я служил командиром отделения разведки, остановился на полустанке Северо-Кавказской железной дороги и я увидел столб – «До Ростова-на-Дону – 647 километров», мне стало жутко… Боевой задачей дивизиона осенью 1942 года было – прикрытие направления на Моздок и Беслан. В начале сентября 1942 года положение стало критическим. Мы прибыли на станцию Докшукино, сейчас уже не помню, это юго-восток Кабардино-Балкарии или уже северо-запад Северной Осетии. Мы должны были поддержать огнем наши пехотные части. Но на станции и рядом с ней – вообще не было никаких пехотинцев. Тишина страшная. Абсолютная! Тишина перед немецкой атакой, которую у нас не было шансов сдержать. Я даже сейчас не понимаю, как нам удалось выжить в тот день. Немцы обошли станцию. Находясь на перроне, мы еще и попали под огонь своих «катюш». В сентябре 1942-го сводный отряд дивизиона бронепоездов, 44 человека, был брошен на оборону перевала и ущелья Эльхотовы Ворота на высоте 3000 метров над уровнем моря. От звука выстрела сошла лавина. Огонь мы вели только снайперский, а немцы заваливали нас минами. На какое-то время нас просто забыли на перевале. Кончились продукты. Начался голод. За каких-то три дня я полностью сжевал ремешок танкошлема, а потом в течение двух дней во рту не было ни крупинки.

…Дивизион вышел из боя, и нас отвели на формирование в Беслан. Кто-то сказал, что рядом с вокзалом находится паточный комбинат, который собирались взорвать перед ожидаемым приходом немцев. Там стояли цистерны с патокой, похожей по виду и вкусу на липовый мед. Сначала на комбинат пошел комиссар дивизиона со своим ординарцем и принес два полных ведра патоки. Сходили и мы с Лагутиным разок. Принесли ребятам ведро патоки. Решили сделать еще рейс. Пошли без оружия, ведь до немцев было 15 километров. Вышли с проходной на пустынную улицу. Какая-то женщина подошла к нам и предложила четверть араки за ведро патоки. Лагутин потребовал еще бутылку. Внезапно появился невысокий кавказец в плаще, в полувоенной фуражке и шевровых сапогах. Наглая и самодовольная физиономия. «Спэкулируете?!» – закричал он. Мне показалось, что эта, начальственного вида, тыловая крыса намекает на мою национальность. Я психанул и хлестнул его наотмашь по лицу. Он только качнулся в сторону и сразу выхватил из-под плаща пистолет ТТ. Лагутин среагировал моментально и врезал кавказцу своим огромным кулаком. Кавказец неподвижно распластался на тротуаре. Я подобрал отлетевший в сторону ТТ. Под распахнувшимся плащом мы увидели у кавказца над левым карманом френча орден Ленина и значок депутата Верховного Совета. Мы испуганно посмотрели друг на друга и стали помогать подняться с земли приходящему в себя депутату. Вернули ему пистолет без обоймы. Депутат сразу вытащил из недр плаща запасную обойму, вогнал ее в пистолет и пронзительно заорал: «Ведяшкин! Взять их!» Из-за угла возник маленького роста толстый младший лейтенант с автоматом ППД на груди. Рядом с ним еще два автоматчика. Нас погрузили в кузов старенького «газика», депутат залез в кабину, а Ведяшкин и его команда разместились рядом с нами. Привезли в селение Брут. Депутат с Ведяшкиным зашли в какое-то каменное здание, и минут через десять нас завели в просторную комнату. У стола стоял огромный детина, ростом почти со Степана. Он был одет в шерстяной свитер и синие диагоналевые галифе. Сверкающие хромовые сапоги. На спинке стула висел китель. Петлицы с синим кантом с тремя «кубиками». Тогда это звание называлось старший сержант НКВД. Нам сразу стало ясно, куда мы попали – отдел военной контрразведки Закавказского фронта. Детина подошел к Степану и внимательно стал его разглядывать, словно удивляясь тому, что на свете есть кто-то крупнее его самого. А потом резко ударил Лагутина в голову. Степан отлетел к стене. Энкавэдист начал орать: «Что?! Спекуляции вам мало?! На первого секретаря обкома партии руку подняли! Ничего, вас трибунал быстро к стенке прислонит! У-у, бляди, девяти грамм на вас даже жалко! Я бы вас без всякого трибунала, своими руками бы удавил!» Отвели нас в другое помещение. Выпотрошили карманы, забрали документы и кисеты с табаком, сняли ремни и сорвали петлицы. Чьи-то ловкие руки сняли медаль с моей гимнастерки.

Дореволюционное изображение дачи А. Ф. Клюге фон Клюгенау. Со временем вместо штакетника была установлена ограда, сломанная в начале 70-х гг.