— К вашему сведению, господин Кудзё, эта прекрасная девушка уже час сидит здесь и ждёт вас. Я не видел ничего подобного с той поры, когда дома у меня жила мелких размеров собачонка и каждый раз по моему возвращению неслась навстречу.
— Эй!
Викторика уже приготовилась ответить консьержу соответствующим образом, но, не успела она повернуться, дверь захлопнулась также быстро, как и открылась. Кадзуя же знал, что в таких случаях ничто, кроме мятного варенья, Викторику не задобрит.
— Викторика, ну не грусти. Я купил тебе ягодное варенье с шоколадной крошкой, апельсиновое, лимонное.
И лишь Ник вовремя понял: что-то здесь не чисто.
— А почему ты так долго ждала нас?
Викторика отвернулась от него, пропустив слова мимо ушей.
— Тебя-то какими судьбами сюда занесло?
Ник хотел было ответить, но вдруг… замер.
— Погодите… А как мы попали в Бруклин?
— Ты о чём?
Ник осмотрелся дважды, пейзажи вокруг разнились с привычными. Викторика на сей раз не оставила его без внимания. Более того, она перескочила на вторую ступеньку, глаза её открылись на пределе возможностей, на лице отразился испуг.
— Я к этому времени уже возвращаюсь домой! Неужели мы настолько заболтались!
— Да что с тобой такое?
Викторика мигом юркнула в дверной проём, так и не появившись. Но на настроение Ника это никак не повлияло, голова продолжала раскалываться.
— Какого чёрта я здесь делаю? Кудзё! Мы должны были распрощаться с тобой ещё на той стороне моста и разойтись по домам!
Как только Кадзуя осознал всё произошедшее, они с Ником вернулись в Манхеттен. Наступала глубокая ночь. Обычно вечно улыбающийся Ник выглядел понурым. Блики света, тишина. Только
И, проехав в Гринвич-Виллидж, друзья останавливаются у статуи каменного льва. Морда его смотрит высокомерно и цинично. Нехотя, они подходят к двери.
Через секунду на пороге появилась Ребекка.
— А, это ты Ник… — произнесла она неожиданно расслабленным и тихим голосом.
— Близиться ночь, вот я за тобой и пришёл.
— Ну… пошли… — вяло ответила Ребекка.
Отношения Ника и Ребекки начались ещё в детстве. Шли они, держась за руки, и, если только и отходили от друг друга, так не более чем на расстояние, равное двум футам. Ожившая сцена из фильма.
— Кстати, ты не помнишь Карлоса Коппо?
Ребекка кивнула.
— Конечно помню. Тот Карлос, который обратился к преступному миру. Хороший был человек. Не знаю, что и сказать. Это связанно с газетой?
— Не совсем. Три месяца уже я работаю в этом месте, а ничего не меняется. Старшие редакторы надо мной порой шутки пускают, Кудзё еле на дело затащишь, Паркер продолжает устраивать свои козни. Застрелиться хочется.
— Ну не опускай руки так быстро! Моя семья знает — ты лучший! Работать хоть где-то лучше, чем жить на улице впроголодь, пусть люди и не догадываться, сколько труда нужно, чтобы новый выпуск их любимой газеты вышел вовремя.
— Эх…
— Взбодрись и иди вперёд, Николас Сакко!
— Хорошо… Хорошо…
Разговаривая о детстве, говоря на темы, понятные только им, они заворачивают за угол к Маленькой Италии. Минутой позже Нико понял, что за ним, вероятно, ведётся слежка. От самого Манхеттена чёрная машина позади не сбавляла ход. Правда, быстро отбросил эту мысль.
«Это ведь просто моё воображение?» — подумал Ник в замешательстве, когда луна осветила ему дорогу.
А внутри той самой машины в чёрном костюме сидел страшный человек. Его звали Джон Смит. Окно машины открылось, и Джон обратил внимание на дом, из которого выходила Ребекка. «Дом господина Мусикодзи. Сейчас он находится за границей, а дома мать да дитя. Как интересно», — подумал он оскалившись.
— Сообщите боссу.
Ночное небо Нью-Йорка засыпали звёзды. Тихо. Точно в лесу. По улице медленно двигались машины. Люди спешили домой. И подгоняемые ночным ветром, они не подозревали ни о чём.
Часть 4
Наконец, в Бруклине наступила ночь. Холодный ветер сотрясал мосты. Перенесёмся на всё тот же четвёртый этаж многоквартирного дома. И если приглядеться ближе к шторам, то за ними можно увидеть небольшую железную ванночку, а рядом с ней — Викторику. Прижав полотенце к груди, она легко выскальзывает из красных одежд, но светлые ступни единственное, что удаётся разглядеть.
Что насчёт Кадзуи…
Раньше для того, чтобы просто помыться ему приходилось искать плашки из-под риса. Приноровившись, Кадзуя стал использовать любые ёмкости, в которых разбавлял кипяток.
— Как ощущения, Викторика?
— Ах! Спасибо… Я благодарна.
— Я, правда, волнуюсь, не слишком ли большая ванна?
— Слушай, я вот никогда над тобой не издевалась. А ты, напротив, становишься грубее изо дня в день. — ответила Викторика, скрывшись за ширмой и неторопливо раздеваясь. За шумом проследовало спокойствие, плеск воды.
Кадзуя занял кухонный стол напротив в надежде поработать в тишине. Но надежды не оправдались.
— Как же я люблю ванну…
За ширмой послышалось пение. Уж чего-чего, а такого Кадзуя и не думал услышать.
— Не сочти за колкость, но…
— Что?
— Оставь немного воды своему верному слуге, пожалуйста. — Кадзуя приступил к изучению дневных записей.