На Галилейском море Петр смело выпрыгнет из лодки в бушующие волны, но на полпути до Христа от страха потеряет веру и начнет тонуть.
Так будет и на рассвете Пятницы: Петр отважно, я б даже сказала – очертя голову, рванет за арестованным Иисусом в самое логово врага, но там вдруг поддастся страху и отречется.
И в лодке, и на Тайной вечере Петр будет брать на себя лишнее, хватаясь за крест, который ему пока не предлагают. Обещая больше, чем может дать.
«Ну иди, герой, сам напросился» – так и слышится ответ. Иди и пойми, что геройство должно быть ответом на призыв, а не вызовом Богу. Иди и пойми, что своих сил и своего желания может хватить для того, чтобы ринуться в подвиг, но чтоб довести его до конца, необходима сила Божья, ибо «без Меня не можете творить ничего».
На Галилейском море его побили волны и вытащил Христос. А в следующий раз Христа не окажется рядом, и до Его протянутой руки будет не три шага, а три дня, и захлебнется Петр не в воде, а в собственных слезах.
И поймет.
Ирод
Царь Ирод, услышав об Иисусе [ибо имя Его стало гласно], говорил: это Иоанн Креститель воскрес из мертвых, и потому чудеса делаются им.
…это Иоанн, которого я обезглавил; он воскрес из мертвых (Мк. 6:14, 16).
Эти переживания Ирода обычно объясняют укорами нечистой совести и страхом: убил, мол, праведника, теперь дрожит, что тот вернется.
Но что, если это не укоры совести и не страх, а какая-то неразумная, почти дикая надежда на чудо? Может, правда: я убил его, обезглавил, а он воскрес из мертвых? Вдруг правда? Вдруг преступление, которое я совершил, каким-то невероятным, чудесным образом обнулилось, и тот праведник снова жив?
Сделано то, что отменить нельзя. Убит человек. А ты жалеешь, скучаешь по вашим разговорам, проклинаешь идиотское обещание, проклятых баб и свою хмельную гордость; и весть о Ком-то новом, Кто творит чудеса, неожиданно дарует тебе сумасшедшую надежду: а вдруг?.. Вдруг все-таки можно все изменить, повернуть вспять? Вдруг оно как-то само взялось и исправилось?
И повторяешь это даже не один раз, а дважды. Страшно – или очень-очень хочется верить, аж сам себя убеждаешь?
И не то что жалко Ирода. Не жалко. Но вот это ощущение, когда сделал то, чего уже не исправишь, и остается лишь надеяться на какое-то немыслимое чудо, которое сделает то, чего ты сам сделать не в силах… оно очень задевает.
Грустнее всего, что чудо-то случается: потом к Ироду приведут Самого Христа. Убийца Крестителя получит шанс не просто на вразумление и покаяние – на подвиг, на защиту Того, Кому служил Иоанн и перед Кем рад был умалиться.
Но царь ничего в Нем не рассмотрит, хотя поначалу и обрадуется возможности пообщаться с Ним. Иисус не станет с ним говорить, и разочарованный Ирод не воспользуется возможностью укрыть Его от врагов, а сделает предлогом наладить отношения с Пилатом.
И все. Грош цена всем сожалениям и надеждам: чуда ты, может, и ждал, но не узнал его, хотя смотрел Ему в глаза. Может, потому что чуда ждал, а не каялся? Все надеялся, что «оно как-нибудь само»?
Грустная история.
Герои Евангелия
Читая Евангелие, часто думаю: сколько же людей стоят перед нами во всей наготе своих слабостей, проступков, преступлений, чтобы мы могли вглядеться в их отношения с Богом.
Тысячелетиями мы читаем в Евангелии о самом сокровенном, что только есть на свете, о том, что принято таить в самой глубине сердца: встрече Бога и души. Читаем, вглядываемся, подмечаем каждую мелочь, толкуем каждую букву, разбираем, представляем и сопереживаем их чувствам и мыслям. Думаем, думаем, думаем.
Закхей и блудница, кровоточивая и сирофиникиянка, Петр и разбойник на кресте и другие, другие… люди, раненные в души, сами себя покалечившие, припадающие к Нему, просящие…
А ведь это не литературные персонажи. Они – живые люди, все они живы у Бога и поныне. Господь дает нам возможность заглянуть в тайники их душ, пережить их болезнь, стыд, позор, раскаяние, пережить вместе с ними Его милосердное прощение и исцеление – все то, что так естественно хочется утаить в себе, не выставлять на всеобщее обозрение.
Об этом написано, чтобы, коснувшись их Своей благодатью, Господь наполнил и наши души. Господь делит со Своими верными величайшую тайну покаяния и прощения, и мы пьем из чаш прощения, наполненных не для нас, но протянутых – нам.
…и еще я думаю о немыслимой щедрости этих людей; потому что, убеждена, Дух Святой не дал бы открыть перед всеми то, что не захотели бы открыть они сами.