Господь низвергает своих ангелов (воспоминания 1919–1965)

Я отправилась прямо к Строганову, чтобы сказать, что стоять там в очереди явно бессмысленно. Я никогда не получу в Москве квартиру! Я рассказала ему, что своими глазами видела, как старая, бедно одетая женщина упала в обморок перед столом секретарши, услышав, что многие в течение пяти лет приходили туда каждый день. Но, по просьбе Строганова, я всё же согласилась пойти ещё раз.

Итак, я снова в подвале. К моему удивлению, зал был пуст. «Наверное, какой-нибудь праздник?» — подумала я. Но потом разглядела, что дверь начальника приоткрыта. В комнате была незнакомая женщина. Оказалось, начальник в отпуске, она его замещала. Я объяснила, что пришла по своему заявлению. Когда я его написала? Всего два с половиной месяца назад?

— Ну, тогда его ещё наверняка не рассматривали, — сказала она, улыбаясь. — У нас слишком много работы.

— Но у меня много рекомендаций и подписи советских руководителей.

— Это ничего не значит.

— Я бы не хотела обращаться в другие инстанции. Мои влиятельные друзья не раз за меня хлопотали. Но это ни к чему не привело. Мне придётся прибегнуть к другим способам.

— Каким?

— Вы подчиняетесь президенту Ворошилову?

— Можете обращаться к кому угодно. Распределением жилья занимаемся мы, и никто не вправе вмешиваться в наши дела. Квартиру получите через нас. Если получите…

С меня довольно, решила я. Перед уходом выяснила, как фамилия этой женщины.

Я кипела от гнева. Дома сразу написала подробное письмо президенту Ворошилову. Я описала, с какими сложностями сталкиваются люди, желающие получить квартиру от Моссовета.

Произошло чудо! Письмо открыло путь к успеху!

Через несколько дней меня пригласили в Моссовет, уже не в подвал, сразу спросили, какую квартиру я хочу, в каком районе.

— Мы получили распоряжение Ворошилова — вы только скажите, какую хотите квартиру.

Мне, бывшей политзаключённой, было так непросто вернуться к нормальной жизни. Насколько же это было сложнее, а часто просто невозможно для простых людей, не имевших такой поддержки, как я.

Многие из моих старых друзей погибли или умерли. Но, к моей радости, жива была ещё Елена Стасова, я с ней подружилась много лет назад, когда мы с Куусиненом жили с ней в одном доме. Ей было сейчас больше восьмидесяти лет, она плохо видела, но душой была всё ещё молода. Я прожила у неё несколько недель. Она тоже подверглась гонениям, но теперь была восстановлена во всех правах и жила на небольшую пенсию. Каждое утро она диктовала свои воспоминания секретарю.

Елена Стасова происходила из богатой дворянской семьи, получила хорошее образование. С детства знала английский, немецкий и французский. Отец её, Дмитрий Стасов, знаменитый адвокат, защищал в царское время интересы политических заключённых. После школы Елена училась на преподавателя. Познакомившись с молодым энергичным студентом Ульяновым, примкнула к революционному движению.

Елена была настоящим большевиком, во многом активно помогала Ленину. По его инициативе её назначили секретарём ЦК партии, на этой высокой для женщины должности она пробыла с 1917 по 1920 год. После образования Коминтерна её послали в Европу, в частности в Берлин, в качестве политического советника. Я уверена, что в Коминтерне она была наиболее способным организатором нелегальной работы. После провала коммунистического мятежа в Германии в 1923 году Елену перевели снова в Москву, в МОПР (Международная организация помощи борцам революции)[182]. В задачи организации входила помощь политзаключённым и революционерам в капиталистических странах. После роспуска МОПРа Стасова стала главным редактором журнала «Интернациональная литература», выходившего на немецком, английском и французском языках. Но Сталин её уволил, и восемь месяцев её продержали в тюрьме под названием Спецкорпус, куда помещали особо опасных политических заключённых.

Елена Стасова отличалась от большинства революционеров. Она была настоящей идеалисткой и оптимисткой, во всём видела лишь хорошие стороны, даже в самые мрачные времена. Что бы ни происходило с ней или её близкими, она оставалась верна своим идеалам.

Как бывший секретарь ЦК, Елена знала революционеров старшего поколения лучше, чем кто-либо другой, поэтому с нею часто консультировался генеральный прокурор и чиновники других учреждений. Она мне рассказала, что ей звонили из Прокуратуры СССР, справлялись, знала ли она меня до чисток и какого она обо мне мнения. Через Стасову генеральный прокурор передал мне просьбу написать о применении незаконных методов допроса, дав понять, что виновные в этом следователи предстанут перед судом. Немного поразмыслив, я сказала Елене, что один из следователей, полковник Полянский, вёл себя на допросах чудовищно, но я давать показаний против него не хочу.

— Передайте генеральному прокурору, что я хочу как можно скорее забыть этот отрезок моей жизни. Мне совершенно всё равно, будут ли все эти двадцать шесть человек, допрашивавших меня, расстреляны или же станут министрами…

В дождливый день в конце октября я переходила Гоголевский бульвар, как вдруг шедший мне навстречу человек воскликнул: