«Господь! Прости Советскому Союзу!» Поэма Тимура Кибирова «Сквозь прощальные слезы»: Опыт чтения

Что ж, давай, мой Шаинский веселый.
Впрочем, ну тебя на фиг! Молчи!^{255}

Все закончено. В частности, школа.
Шейк на танцах платформой стучит^{256}.

БАМ, БАМ, БАМ! Слышишь, время запело?^{257}

БАМ да БАМ, ОСВ, миру – мир!^{258}Развитой мой, реальный и зрелый^{259},БАМ мой, БАМ, Коопторг да ОВИР^{260}.

Ах, мой хаер, заветный мой хаер,

как тебя деканат обкарнал!^{261}Юность бедная, бикса плохая.
Суперрайфл, суперстар, «Солнцедар»^{262}.

– Что там слышно? – Меняют кого-то

на Альенде. – Да он ведь убит?!
– Значит, на Пиночета! – Да что ты!!
Пиночет-то ведь главный бандит!!^{263}

Пиночет. Голубые гитары.

Озирая родную дыру,
я стою, избежав семинара,
у пивного ларька поутру^{264}.

Ах, Лефортово, золотце, осень…^{265}

Той же ночью в вагоне пустом
зуб мне вышибет дембель-матросик, —
впрочем, надо сказать, поделом^{266}.

А потом, а потом XXV

съезд прочмокал и XXVI,
и покинули хаты ребята,
чтобы землю в Афгане… Постой!^{267}

Хватит! Что ты, ей-богу. Не надо.

Спой мне что-нибудь. – Нечего спеть.
Все ведь кончено. Радость-отрада,
нам уже ничего не успеть!^{268}

Все ведь кончено. Так и запишем —

не сбылась вековая мечта^{269}.Тише, тише! Пожалуйста, тише!
Не кричи, ветеран-простота^{270}.

Город Солнца и Солнечный Город,

где Незнайка на кнопочки жал, —
все закончено. В Солнечногорске
строят баню и автовокзал^{271}.

В парке солнечногорском на танцах

твой мотив не канает, земляк!^{272}А в кино юморят итальянцы,
а в душе – мутота и бардак^{273}.

Все ведь кончено. Зла не хватает.

Зря мы только смешили людей^{274}.И «Союз – Аполлон» проплывает
над черпацкой пилоткой моей^{275}.

Мама Сталина просит не трогать,

бедный папа рукою махнул.
Дорогие мои! Ради Бога!
Ненарошно я вас обманул!^{276}

Все ведь кончено. Выкрась да выбрось.

Перестрой, разотри и забудь!
Изо всех своих славных калибров
дай, Коммуна, прощальный салют!^{277}

Змий зеленый пяту твою гложет,

оплетает твой бюст дорогой^{278} —это есть наш последний, ну, может,
предпоследний решительный бой^{279}.

Рейганомика блещет улыбкой,

аж мурашки бегут по спине.
Ах, минтай, моя добрая рыбка!
Что тобою закусывать мне?^{280}

И могучим кентавром взъярился

(это Пригов накликал беду!),
Рональд Рейган на нас навалился!
Спой мне что-нибудь, хау ду ю ду!^{281}

Рональд Рейган – весны он цветенье!

Рональд Рейган – победы он клич!
Ты уже потерпел пораженье,
мой Черненко Владимир Ильич!^{282}

Значит, сны Веры Палны – не в руку,

Павка с Павликом гибли зазря,
зря Мичурин продвинул науку,
зря над нами пылала заря!^{283}

И кремлевский мечтатель напрасно

вешал на уши злую лапшу
ходокам и английским фантастам,
и напрасно я это пишу!^{284}

И другого пути у нас нету!

Паровоз наш в тупик прилетел,
на запасном пути беспросветном
бронепоезд напрасно ревел!

Остановки в коммуне не будет!

Поезд дальше вообще не пойдет!
Выходите, дурацкие люди,
возвращайтесь, родные, вперед^{285}.

Все ведь кончено. Хлеб с маргарином.

Призрак бродит по Африке лишь.
В два часа подойди к магазину,
погляди и подумай, малыш^{286}.

Как-то грустно, и как-то ужасно.

Что-то будет у нас впереди?
Все напрасно. Все очень опасно.
Погоди, тракторист, погоди!..^{287}

Мне б злорадствовать, мне б издеваться

над районной культуры дворцом,
над рекламой цветной облигаций,
над линялым твоим кумачом^{288},

над туристами из Усть-Илима

в Будапеште у ярких витрин,
над словами отца Питирима,
что народ наш советский един^{289},

над твоей госприемкою сраной,

над гостиницей в Йошкар-Оле,
над растерянным, злым ветераном
перед парочкой навеселе^{290},

над вестями о зернобобовых,

над речами на съезде СП,
над твоей сединой бестолковой,
над своею любовью к тебе^{291},

над дебильною мощью Госснаба

хохотать бы мне что было сил —
да некрасовский скорбный анапест
носоглотку слезами забил^{292}.

Все ведь кончено. Значит – сначала.

Все сначала – Ермак да кабак,
чудь да меря, да мало-помалу
петербургский голштинский табак^{293}.

Чудь да меря. Фома да Емеля.

Переселок. Пустырь. Буерак.
Все ведь кончено. Нечего делать.
Руку в реку. А за руку – рак^{294}.