«Господь! Прости Советскому Союзу!» Поэма Тимура Кибирова «Сквозь прощальные слезы»: Опыт чтения

Спой же песню мне, Глеб Кржижановский!
Я сквозь слезы тебе подпою^{74}

,подскулю тебе волком тамбовским
на краю, на родимом краю!^{75}

На краю, за фабричной заставой

силы черные злобно гнетут.
Спой мне песню, парнишка кудрявый,
нас ведь судьбы безвестные ждут^{76}.

Это есть наш последний, конечно,

и единственный, видимо, бой^{77}.Цепи сбрасывай, друг мой сердешный^{78},марш навстречу заре золотой!^{79}

Чтоб конфетки-бараночки каждый

ел от пуза под крышей дворца —
местью правой, священною жаждой
немудрящие пышут сердца^{80}.

Смерть суровая злобным тиранам,

и жандармам, и лживым попам,
юнкерам, гимназисткам румяным,
толстым дачникам и буржуям!^{81}

Эх, заря без конца и без края,

без конца и без края мечта!
Объясни же, какая такая
овладела тобой правота?^{82}

Объясни мне, зачем, для чего же,

растирая матросский плевок,
корчит рожи Европе пригожей
сын профессорский, Сашенька Блок?^{83}

Кепку комкает идол татарский,

призывая к порядку Викжель^{84},рвется Троцкий, трещит Луначарский,
только их не боюсь я уже!^{85}

Я не с ними мирюсь на прощанье.

Их-то я не умею простить.
Но тебя на последнем свиданье
я не в силах ни в чем укорить!^{86}

Пой же, пой, обезумевший Павка^{87}

,и латыш, и жидок-комиссар^{88},ясный сокол, визгливая шавка,
голоштанная, злая комса!^{89}

Пой же, пой о лазоревых зорях^{90}

,вшивота, в ледяном Сиваше^{91}.Пой же, пой, мое горькое горе,
кровь на вороте, рот до ушей!^{92}

Мой мечтатель-хохол окаянный,

помнят псы-атаманы тебя,
помнят гордые польские паны.
Только сам ты не помнишь себя^{93}.

Бледный, дохлый, со взором горящим,

пой, селькор, при лучине своей,^{94}пой, придуманный, пой, настоящий
глупый дедушка Милы моей!^{95}

Мой буденовец, чоновец юный,

отложи «Капитал» хоть на миг^{96},погляди же, как жалобно Бунин
на прощанье к сирени приник!^{97}

Погоди, я тебя ненавижу,

не ори, комиссар, замолчи!
Черной молью, летучею мышью
плачет дочь камергера в ночи!

И поет, что поломаны крылья,

жгучей болью всю душу свело,
кокаина серебряной пылью
всю дорогу мою замело!^{98}

Из Кронштадта мы все, из Кронштадта,

на кронштадский мы брошены лед!
Месть суровая всем супостатам,
ни единый из нас не уйдет!^{99}

И отравленным черным патроном

с черной челочкой Фанни Каплан
на заводе, заметь – Михельсона! —
разряжает преступный наган^{100}.

Эй, поручик, подайте патроны,

Оболенский, налейте вина!^{101}В тайном ларчике ваши погоны
сохранит поэтесса одна^{102}.

Петька Анке показывал щечки,

плыл Чапай по Уралу-реке^{103}.Это есть наш последним денечек,
блеск зари на холодном штыке!^{104}

И куда же ты, яблочко, катишь?

РВС, ВЧК, РКК.
Час расплаты настал, час расплаты,
так что наша не дрогнет рука!^{105}

И, подвысив звенящие шашки,

рубанем ненавистных врагов,
ты меня – от погона до пряжки,
я тебя – от звезды до зубов^{106}.

Никогда уж не будут рабами

коммунары в сосновых гробах,
в завтра светлое, в ясное пламя
вы умчались на красных конях!^{107}

Хлопцы! Чьи же вы все-таки были?

Кто вас в бой, бестолковых, увлек?
Для чего вы со мною рубились,
отчего я бежал наутек?^{108}

Стул в буржуйке потрескивал венский.

Под цыганский хмельной перебор
пил в Констанце тапер Оболенский,
а в Берлине Голицын-шофер^{109}.

Бились, бились, товарищ, сражались.

Ни бельмеса, мой друг, ни аза.
Так чему ж вы сквозь дым улыбались,
голубые дурные глаза?^{110}

Погоди, дуралей, погоди ты!

Ради Бога, послушай меня!
Вот оно, твое сердце, пробито
возле ног вороного коня^{111}.

Пожелай же мне смерти мгновенной

или раны – хотя б небольшой!
Угорелый мой брат, оглашенный,
я не знаю, что делать с тобой^{112}.

Погоди, я тебя не обижу,

спой мне тихо, а я подпою.
Я сквозь слезы прощальные вижу
невиновную морду твою^{113}.

Погоди, мой товарищ, не надо.

Мы уже расквитались сполна.
Спой мне песню: Гренада, Гренада.
Спойте, мертвые губы: Грена…^{114}