Господь управит

Но есть категория проходящих, которые обязательно норовят зайти в храм — и которых я никак не желаю в нем видеть. Это «сильно выпившие», то бишь — пьяные…

Вот и сегодня утром… Пока он забрался по ступенькам к двери — несколько раз упал. Зайдя, тут же начал плакать, причитать и исповедоваться одновременно.

В храме — литургия. Да и храм-то 8 на 6 метров, то есть зимой максимум 35, а летом 40 прихожан и вмещается. Каждое слово отдается громогласно, каждый вздох на слуху. В алтаре замечание младшему священнику сделаешь, весь приход возмущается: опять, мол, «старый поп» «молодого» достает…

А тут — пьяная исповедь на весь храм, с междометиями непотребными, да и запах исходит… Никакой афонский ладан вкупе с иерусалимским не урегулируют!

Я вышел. За рукав взял. Попросил помолчать — без толку.

Пытаюсь вывести, вопит о том, что он к Богу пришел, а я, мол, его не пускаю.

Хорошо хоть Олег — староста — после ночного дежурства не ушел, на литургию остался. Взял шумящего молитвенника в охапку и на снежок вынес, под дерево.

Казалось бы, все нормально завершилось, но вот уже вечер поздний, а у меня его крик плачущий в голове звенит:

— Ты кто такой, с…, что меня к Богу не пускаешь! У меня батя умер недавно…

Диалог

Храм-часовня. Вечер. Я наблюдаю из алтаря…

Заходит молодой человек. Перекрестился. Медленно, внимательно, рассматривает каждую икону. Молча. Сосредоточенно.

Долго стоит у Георгия Победоносца, а затем поворачивается к Олегу (староста наш) и спрашивает:

— А почему у дракона две ноги?

Олег протяжно-изучающе смотрит на задавшего вопрос и уточняет — А ты где драконов видел?

Заходящие и проходящие…

В храме в будние дни не нужны часы.

Нет, я конечно не о служебных часах — первом, третьем, шестом и девятом — а о самых обычных, со стрелками и мигающими цифрами.

Рано, около пяти утра — покуривая, неторопливо — идут на шахтерские автобусы горняки. Заходят в храм не часто. Крестятся же, проходя мимо, практически все. Чуть позже, к половине шестого, начинает свою уборку дворник, стирающий на асфальтных аллеях церковного сквера по одной метле каждую десятидневку. Далее бегут рыночники — открывать свои лавки и магазинчики. Эти, по-моему, в нашей церквушке видят лишь помеху на прямой дороге. Они всегда спешат и чрезвычайно заняты. Даже перекрестится им некогда. В церковь «базарные работники» приходят в трех случаях: с просьбой новое торговое место освятить, о благополучии дел своих молебен заказать или свечку «за упокой» конкурента поставить. В воскресенье или праздники в храме их не бывает. У них своя служба.

За пару десятков минут до утренних семи часов степенно шествуют клерки, инженеры, бухгалтера и прочие технологи шахтерского объединения. Здесь уже наряды, костюмы, галстуки и прически.

Здороваются. Иногда спрашивают, когда служба. Узнав, что каждый день в семь утра, притворно вздыхают, мол, дела не позволяют с Богом пообщаться. Позже — время тех, кто идет на базар за покупками. Наш контингент. Пожилой, говорливый, всегда немного жалостливый, а в последнее время, из-за государственных безобразий, удрученно-озабоченный. Корзинки или сумки у них в руках все те же, да вот наполняются они все меньше. На утренние панихиду и молебен заходят. Записочки подают, свечи возжигают, да и побеседовать любят.

Их сменяет шумная детвора, несущаяся в школу.

Затем постепенно движение мимо храма почти прекращается. Все заняты. И вот в это время, на скамеечку на аллейке, рядом с церковью, приходит пожилая женщина. Не бабушка, а именно женщина в годах. Хотя внуки у нее, наверное, есть. Она дожидается конца службы и, когда священник уходит, а в храме остается один дежурный, пожилая женщина перебазируется в церковь. Располагается в уголочке у свечной лавки на табурете и начинает рассуждать «о духовном».

Она никогда не исповедовалась. На праздники, по воскресеньям и в дни литургийные ее лишь мельком можно увидеть среди молящихся, но она обязательно придет, когда в храме нет священников…

Пусть приходит.

Паникадило

Диалог в магазине-складе у дальних пещер Киево-Печерской Лавры.

— Скажите, отче, а вот это паникадило над царскими вратами можно вешать?

Смотрю на красивую с «висюльками» и с витиеватыми узорами церковную люстру, невольно примеривая ее к собственному храму… правда, только до той поры, пока мой взгляд не падает на цену. Красивое паникадило.

Отвечаю ожидающей сплошь православного вида тетеньке:

— Конечно, можно. Даже нужно…

— Так на нем шесть лампочек! — сомневается женщина.

— Ну и что?

— Должно быть семь.

— Кто сказал? — удивляюсь я.

— Наш батюшка.

— Если сказал, то и ищите с семью лампами. Куда ж денешься, если настоятель благословил?

А тетушка продолжает бурчать:

— Где ж я его возьму, с семью свечками-то?

И действительно, где возьмет?

Может, проще найти нового настоятеля?

Современный Отечник

Это было дождливое осеннее воскресенье. В храме все «свои»: чужие под дождем на службу не ходят, за исключением тех, которых так зажало и прижало, что о Боге вспомнили: «А вдруг поможет?»