Господа альбатросы

То, что бесполезно было бы описывать словами, кончилось. Медузы остались позади. "Как же так, - кричал про себя Панарин, глотая слезы, как же так? Ведь он садился здесь, я уверен, почему же тогда? Потому что истребители?"

Он не видел никого из своих, но они тотчас напомнили о себе. Станчев и Барабаш уже шли на посадку, Леня летел где-то справа, чуть позади, у Таирова сорвало факел, и он тянул в девятый квадрат.

Панарин откинул фонарь, вылез на бетонку. К нему подошли Станчо Станчев и Барабаш. "Сарыч" Лени, затухающе свистя турбиной, остановился в нескольких шагах. У Лени и на этот раз хватило сил бодро выпрыгнуть в своей всегдашней манере. Панарин шагнул к нему, схватил за ремни и притянул к себе.

- Ты что? - Леня хлопнул роскошными ресницами.

- Вот они, твои истребители, падло! - Панарин бросил руку к кобуре, но пальцы наткнулись на широкую ладонь Станчева, накрывшую застежку, и Панарин опомнился. - Вот они, твои истребители...

Леня был бледен:

- Но кто же знал?

А у Панарина пропали вдруг вся злость и ярость на, этого лихого экспериментатора, шагавшего по науке, как киношный ковбой по условному городу-декорации. Не имел права на эту злость - потому что смолчал, не настоял.

- Ладно, - сказал Панарин, ни на кого не глядя. - Замяли.

- Нет, ты скажи! - крикнул Леня. - Что сделать? Что нужно сделать? Ты только скажи!

- Не знаю, - глядя в землю, сказал Панарин.

Они пошли к диспетчерской. На традиционной лавочке, дожидаясь их, сидел рядом с тремя откупоренными и непочатыми бутылками Брюс, терзал баян. Тут же пили Коля Крымов и Чебрец.

- Держите, ребята. - Брюс отложил баян и стал раздавать бутылки.

Панарин почему-то припомнил, что до того, как удариться в науку, долговязый рыжий Брюс был спасателем на нефтяных промыслах в Северном море.

К Панарину бросилась словно из-под земли возникшая Клементина и стала торопливо его ощупывать, цел ли - что было, в общем-то глупо, но у Панарина не хватило ни сил, ни желания ей препятствовать. Он сел, улыбнулся Клементине застывшими губами, взял у Лени бутылку. Вяло удивился, отчего нет здесь Наташи, Сенечкиной вдовы, и тут же вспомнил она, скорее всего, узнала о случившемся в диспетчерской. Сразу же...

Чебрец вдруг отобрал у Брюса баян и запел во весь голос:

В дом входили в форточку,

выходили в форточку,

все на свете семечки, друзья.

И в края далекие залетели мальчики

корешок мой Сенечка и я...

Он орал, бледный, с остекленевшими глазами. На него жутко было смотреть, и Панарин отвернулся.

Леня толкнул Панарина локтем: у калитки стоял хмурый Адамян. Панарин отодвинул Клементину, шагнул к Адамяну, вытянулся, щелкнул каблуками и откозырял. Он никогда так не делал раньше - такого обычая не было ни в писаных, ни в неписаных законах.

- Честь имею доложить, - сказал он звенящим голосом. - Задание выполнено к вящей славе невыносимо развитой науки. Доставлено приблизительно шесть с половиной кубометров "взвеси". Потери - два самолета, два пилота. Служу науке!

- Плюс звено истребителей - три самолета, три пилота, - тусклым голосом поправил его Адамян, повернулся через правое плечо, двигаясь, как скверно сделанная марионетка, и ушел в калитку.

Панарин мрачно вылил в стакан остатки и отодвинул пустую бутылку. Зоечка торопливо принесла новую. Установка в третий раз играла по его заказу "Танец маленьких лебедей".

Было еще светло, и в баре сидели человек десять, почти все по одному. Под панаринским столиком спал Коля Крымов, начавший слишком рано. Обер-механик Шлепаков, только что вернувшийся с "материка", показывал друзьям новенький золотой пятнадцатирублевик с профилем Президента Всей Науки, а друзья похабно комментировали это историческое событие.

Поселок скучно притих в ожидании традиционного вечернего загула. Отставку Тарантула он принял с восточным фатализмом. Вслух об этом не говорили, но большинству было просто-напросто наплевать.

Предместкома Тютюнин целыми днями шатался по Поселку в абсолютно непотребном состоянии, бил уличные фонари и стекла, орал песни, разломал об кого-то балалайку, затевал драки с безопасниками и доказывал всем, что он - побочный правнук Емельки Пугачева, а потому еще утворит такое, отчего все содрогнутся. И утворил-таки - в один прекрасный день на крыльце дирекции нашли лист бумаги, на котором его пьяным почерком было размашисто изображено фломастером: "Ну вас всех! Ушел в Вундерланд". Окаемов носился по улицам на завывающем броневике, собирая своих ореликов. Поселок и окрестности прочесывали с овчарками и инфракрасными детекторами. Подобрали два десятка аборигенов, нечаянно отыскали потерявшиеся два года назад ящики с оборудованием, спугнули несколько парочек, но Тютюнина не нашли. Когда пошли на второй заход, одна из овчарок взяла след Предместкома, довела до-предгорий, границы Вундерланда, села и завыла. Дальше никто идти не осмелился.

Бонер и Славичек продолжали свою загадочную жизнь в Зазеркалье. На постаменте памятника Изобретателю Колеса кто-то глубоко выцарапал: "Ну и на хрена изобретал, балда?" Ходили слухи, что Президент Всей Науки пишет воспоминания "Мои встречи с Ньютоном".