Читаем Господа Чихачёвы полностью

В то же время Алексея заботливо учили блюсти свое более высокое социальное положение и проявлять отеческую заботу о слугах: например, однажды ему велели дать конюху монетку после рождения нового жеребенка[758]. Можно привести также следующий рассказ из дневника Андрея, когда он стремится избегнуть общения Алексея со слугами без надзора. Их соседка, Мария Петровна Измайлова, пригласила Андрея, Якова и обоих детей в гости, но Андрей не хочет ехать: «…но вряд [ли] пущусь; да и не для чего. Из пустова в порожнее переливать, или играть в бостон; А Алексей будет бродить с лакеями – не годится. Лучше, дома! лучше дома!»[759] Не следовало слишком свободно общаться со слугами в условиях, которые нарушали бы их субординацию, но Алексей неизбежно проводил много времени с домашней прислугой. По-видимому, это считалось допустимым при сохранении социальной дистанции: например, когда крепостной (по имени «Алешка», в противоположность «Алеше», как называли сына Чихачёвы) с помощью ведра лепил пирожки из снега, чтобы позабавить Алексея (затем мальчик «их разбивал своей лопаточкой и очень тем увеселялся»)[760]. В другой раз Андрей «с Алешей катался на гнедке до Губачева. Заходили в комнаты. Клюшница подчивала его мочоными яблоками»[761]. В первом случае Алексею позволили играть с крепостным до тех пор, пока тот «разыгрывал» роль слуги: слуга лепил из снега пироги, чтобы Алексей их ломал. А когда Андрей с Алексеем были в имении Иконниковых Губачево, экономка (сравнительно привилегированная позиция для крепостной крестьянки) могла «потчевать» мальчика, но только под присмотром Андрея.

Последним видом практических занятий, с которым Алексея заботливо знакомили, было, согласно дневникам мальчика, ознакомление с хозяйственными работами в имении. Хотя Алексей в своих записях не связывает образ матери со сферой ее деятельности, примечательно, что в этих записях не упоминается и «Папинька». Дневники свидетельствуют, что Алексея учили понимать и ценить ритм земледельческого цикла и независимую жизнь сельской усадьбы, легко включая эти сведения в содержание других, более формальных уроков: «Начался посев ржи. Я бросил первую горсть. В продолжении дня несколько раз шел дождь, и под конец очень сильный, так что сеять было невозможно»[762].

Алексей уделял много внимания лошадям и верховой езде. По-видимому, лошади были одним из немногих предметов, вызывавших у мальчика живой личный интерес. Андрей поддерживал его всеми силами: «Поутру занимался француским чтением; после обеда был с папинькой на прогулке верхом и как бурая моя лошадка к сожалению вовсе ослепла, то папинька мне пожаловал другую вороную»[763]. Представляется, что допустить Алексея к лошадям было лучшим из имевшихся в распоряжении Андрея способов повлиять на его поведение: «Папинька меня весьма обрадовал сказавши, что ежели я буду хорошо учиться то на святки пришлет за мной лошадей»[764]. В то же время забота о лошадях явно была частью управления имением, но Наталья уступила эти обязанности Андрею. Вероятно, выездка и занятия с лошадьми считалась мужской частью работы (возможно, потому, что могли представлять физическую опасность). Однако Андрей подарил по новорожденному жеребенку в 1831 году и сыну и дочери: впредь их называли «жеребенком Саши» и «жеребенком Алеши». Андрей ясно дает понять, что таким образом хочет воспитать детей быть ответственными владельцами: «Я так уже полагаю что как сии жеребята так и будущие от сих маток должны составить детскую собственность, сколько бы их ни было. И ни под каким видом сего назначения не [у]щемлять. Пускай это будет первоначальным их щастием»[765].

Примечательно, что для того, чтобы научить детей ответственно относиться к собственности, Андрей использовал жеребят, так же как он использовал игру, чтобы научить их географии. Играм также была отведена заметная роль в единственной в обширном публицистическом наследии Андрея статье, посвященной исключительно вопросам воспитания. Основной тезис этой статьи («О детских играх») заключается в том, что игра сама по себе выполняет важную образовательную функцию. О ее ценности в процессе познания ребенком окружающего мира в то время лишь только начинали говорить прогрессивные теоретики педагогики[766]. Андрей подчеркивает роль игры как отдыха от учебы и как способа передать учащемуся, не осознающему, что он учится, важные знания:

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги