Читаем Господа Чихачёвы полностью

В мае 1850 года московский поверенный Андрея, И. Грузинов, прислал письмо, в котором предлагал сделать для Чихачёвых покупки, поскольку мог получить у торговцев «уступку», покупая товар на «значительные суммы». В том же письме Грузинов отвечает на два вопроса Андрея: один – относительно высылки денег из Опекунского совета, а второй – об извещении Совета о том, что Андрей выделил часть своего имения, включая 69 заложенных в Совете крепостных, в приданое Александре и о переводе на нее соответствующей части долга[169]. С другим, июньским, письмом прибыло по четверти фунта чая пяти сортов и записка, где указывались цены на кофе и сахар[170]. Неясно, насколько нормальным для такого поверенного (вызывавшегося в случае необходимости вести сложные судебные дела) было выполнять не связанные с его деятельностью поручения, но в любом случае такие отношения весьма примечательны[171].

В других ситуациях мы недостаточно знаем об обстоятельствах, чтобы понять природу отношений между Чихачёвыми и посетителями более низкого ранга: как, например, когда Андрей кратко упоминает, что в 1837 году «часы стенные шуйский еврей исправил» за 3 рубля[172]. Или когда пишет, что в том же году в Шуе жил «вольно-практикующий землемер» по имени Иван Никоноров Сперанский[173]. Но, благодаря интересу Алексея к процессу индустриализации, развивавшемуся на территории между Владимиром и Ярославлем, у нас есть известия о посещении семейством людей из мира торговли и промышленности. В одном случае Алексей упоминает о поездке к почетному гражданину Степану Ивановичу Каретникову в село Тейково. В другом замечает, что, возвращаясь из поездки во Владимир, Чихачёвы «чай пили в селе Воскресенском у фабриканта Левикова»[174]. А при посещении Шуи, где нужно было показать Александру местному лекарю, они «заходили на бумажнопрядильную фабрику купца Посылина, где все устроено посредством паровой машины»[175].

Интереснее всего в этих заметках то, что по меньшей мере в двух случаях визиты были светскими, а не деловыми: Каретников угостил все семейство завтраком, а с Левиковым они пили чай. В случае Посылина Чихачёвых, скорее всего, заинтересовала именно фабрика на паровой тяге, и они могли и не быть лично знакомы с самим купцом, по крайней мере до своего визита (не говоря уже о посещении лекаря, который, вероятно, принимал больных у себя дома). Однако поездки к Каретникову и Левикову позволяют предполагать, что для Чихачёвых не было ничего зазорного в чисто светском общении с промышленником или лекарем. В любом случае эти примеры, а также вышеприведенный рассказ Чернавина об обеденном визите лекаря Бистрома показывают, что сотни других случаев общения с членами средних, недворянских сословий, упоминавшихся в бумагах Чихачёва и Чернавина без объяснения обстоятельств этих визитов, далеко не ограничивались простыми и безличными деловыми разговорами. Немаловажно и то, что большинство этих людей посещало Чихачёвых и Чернавина, а не принимало их у себя; такие визиты, даже если и происходили по исключительно деловым причинам, обязательно предполагали, что посетителю как минимум предложат перекусить. Если посетитель приезжал издалека и должен был переночевать, его также могли угостить и предоставить ему постель.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги