Господа, это я!

— Господин министр, Камо просил передать, что он и его отряд не предпринимали ничего крамольного против меньшевистского правительства Грузии, — ответила Сандухт.

— Ладно, — сухо пресек ее министр, вложив письмо в папку, — вы свободны, барышня. Постараюсь быть полезным. Обождите секунду, вас проводят.

Он нажал кнопку, вошел секретарь-помощник.

— Арчил, проводи барышню.

— Благодарю, господин министр.

— До свидания.

Когда дверь захлопнулась, сдерживаемое возмущение Рамишвили прорвалось наружу:

— Негодяй! Подлый большевик! Он еще осмеливается учить меня из-за решеток Метеха! Да захочу — скручу его в бараний рог, в порошок сотру!

Он места себе не находил, нервно вышагивая вдоль и поперек кабинета, раза три выпил воду, промочил высохшее горло.

— Арчил! Арчил! Не слышит, что ли? Арчил!

Рамишвили забыл о двойных дверях министерского кабинета. Он вышел к секретарю-помощнику. Арчил, погруженный в папки с бумагами, вскочил с места.

— Приготовься, поедешь со мной в Метех.

Двух месяцев в тюрьме вполне достаточно, чтобы взвесить, обмозговать причины ареста. Те, кого не поймали: Цолака Аматуни, Асю Папян и Амалию Тониян, не вызывали никаких подозрений. Об арестованных тоже речи быть не может. Кто же виноват? Если такового виновника нет, так в чем же причина? Камо не мог понять. Видимо, их выследили и арестовали.

Камо вспомнил, как в последний раз в Баку ловко выкрутился и увильнул от мусаватистов. «Хвоста» за ним вроде не было, товарищи ждали его на перроне, чтобы сесть в вагон. И вот он появился на вокзале в новой с иголочки княжеской черкеске, каракулевой папахе, в вычищенных до блеска сапогах — князь Тихон Луарсабович Цулукидзе собственной персоной. Беглым взглядом он осмотрел перрон, заметил товарищей и дал знак подниматься в вагон. Приказав носильщику следовать за ним, он двинулся к вагону, легким движением головы отвечая на почтительные поклоны.

Поезд, тронувшийся было после третьего звонка, резко затормозил.

Обеспокоенные пассажиры высыпали на перрон.

— Что случилось?!

— Псы безродные! — крикнула какая-то женщина. — Власть называется! Провалиться бы вам, в женском белье роются!

— Кто-то сбежал.

— Говорят, анархист.

— Нет, большевик по имени Камо.

Чертыхаясь, к выходу пробивался «князь Цулукидзе».

— Что стряслось, черт подери?! Зачем переполошились?

Его никто не слушал. Поднимавшийся в вагон офицер взял под козырек:

— Ваше благородие, приношу свои извинения, мы ловим Камо.

— К черту и вас, и вашего Камо! Прицепите мой вагон к другому поезду и ищите, кого хотите!

Мусаватистскому офицеру тон грузинского князя не понравился, и он не замедлил вежливо предложить:

— Извините, ваше благородие, соблаговолите пройти со мной.

— Что?! Я?! Что за чушь вы несете!

— Вы пройдете или…

Отряд уехал без Камо. Но не доехал до Тифлиса и вышел на станции Баладжар. Надо было немедленно возвращаться в Баку, сообщить в центр большевистского подполья и во что бы то ни стало вызволить Камо из рук мусаватистов.

Домик карабахца-железнодорожника Григора Патваканяна служил сборным пунктом в Баладжаре, и сейчас здесь совещались члены отряда Камо. Григор обещал помочь и отправить их первым же товарняком в Баку. В дверь постучались.

— Кто там — настороженно спросил хозяин.

— Князь Цулукидзе!

Все повскакали с мест. Григор открыл дверь и впустил улыбающегося «князя Цулукидзе».

— Я так и знал, орлы, что вы не покажетесь в Тифлисе, не повидав Григора. Здорово, господин Патваканов! Обещаю, что право первого залпа большевиков по Баку предоставлю тебе. Мальчики и девочки! Меня, стало быть, схватили и увели. Я беспощадно ругался и шибко возмущался. Документы были безукоризненны. Эти болваны мусаватисты, охотясь за Камо, задержали двадцать человек. Из них семнадцать, в том числе и меня, выпустили, рассыпавшись в тысяче извинений. Троих придержали.

— Крайне подозрительных? — весело перебил Аматуни.

— Крайне подозрительных, — засмеялся «князь», — говорят один из них Камо.

— Ого! — обрадовался Патваканян, — наконец-то нм посчастливилось!

Отряд продолжил свой путь. Ему предстояло перебраться из Тифлиса в Батум, из Батума — на Северный Кавказ, чтобы взорвать Деникина с его штабом. Но совершенно неожиданно помешали непредвиденные обстоятельства: меньшевики-«единомышленники» арестовали отряд.

Эта весть в тот же день долетела до Астрахани, и оттуда в Москву поступила срочная телеграмма: «Вне всякой очереди. Москва. Предсовнаркома Ленину, копия ЦК. Стасовой. Краевой комитет сообщает, что в Тифлисе арестован тов. Камо. Условия ареста неизвестны, но сообщают, что освобождение сомнительно. Полагаю, что арест находится в связи с общими массовыми арестами, происходящими в связи с последним восстанием. Арестованными переполнены все тюрьмы и участки. Правительство действует по указке англичан. Член Реввоенсовета Киров.»

…Длинный и прочный засов на двери камеры сдвинулся. В полумраке появилась фигура Ноя Рамишвили.

— Вы меня вызывали, господин Тер-Петросян?