Господа Магильеры (СИ)

- Уберите их! – Виттерштейн ощущал, как теряет контроль над ужасом, замурованным в его собственном теле, - Отправьте обратно в могилы!

- С удовольствием, - ответил мертвый пехотинец, разглядывая Виттерштейна безжизненными полупрозрачными глазами, словно запотевшими изнутри, - Но только после того, как вы вылечите меня. Скорее же, господин лебенсмейстер. Признаться, я чувствую себя довольно паршиво. Даже говорить, используя собственное тело, мне уже слишком трудно. Полагаю, у вас в запасе всего несколько минут.

«Вот именно, проклятый ты ублюдок, - подумал Виттерштейн, глядя то на говорящего мертвеца, то на распластанного тоттмейстера, - У тебя в запасе осталось совсем немного времени».

- Вы хотите запугать меня своими куклами?

- И мне это удастся. Можете храбриться, господин лебенсмейстер, но я вижу вас насквозь. Вы охвачены ужасом. Не стыдитесь этого чувства. Уверяю вас, оно нормально для всякого живого человека. Мне приходилось видеть, как английские штурмовики, увидев мертвеца, падали без чувств, а закаленные ветераны бросали оружие. Вы боитесь. И вы сделаете то, что должны. Иначе… Иначе они растерзают вас. Не смотрите на их омертвевшие члены, это обманчивое впечатление. Мертвецы необыкновенно сильны. Они разорвут вас голыми руками.

Мертвец бормотал свою речь, покачиваясь перед Виттерштейном, челюсть на каждом слове подрагивала, двигаясь скачками вверх-вниз. Чудовищное ощущение – будто говоришь с куклой, созданной на адской фабрике из плоти грешников.

- Не будьте дураком, тоттмейстер, - сказал Виттерштейн, пытаясь овладеть своим страхом, заковать его в кандалы, похоронить где-то на самом дне души, - Вы мастер запугивать, но и вы должны понять очевидное. Я лебенсмейстер. Жизнь пациента в моих руках. Одним движением пальца я могу остановить ваше сердце. Хоть бы и прямо сейчас. Ни одна из ваших марионеток не успеет даже дернуться. Хотите убедиться?

Мертвец улыбнулся. Виттерштейну очень хотелось надеяться на то, что это свет лампы так лег на бледное лицо, но нет – тронутые трупным окоченением губы действительно изогнулись. Виттерштейну показалось, что он услышал скрип кожи, ставшей плотной и холодной.

- Вы правы, господин лебенсмейстер, - сказал мертвый солдат, - Разумеется, полностью правы. Эта угроза наивна…

По рядам мертвецов прошел легкий шелест. Виттерштейн не сразу понял, что происходит, а когда понял, едва подавил радостный возглас. Мертвецы падали. Оседали на нелепо подогнувшихся ногах, падали лицом в пол, мгновенно превращаясь в обычных покойников, тысячи которых Виттерштейн видел на передовой. Просто тела в военной форме, безвольные, ко всему равнодушные, неподвижные. Привычные декорации войны.

Жизнь победила. А Смерть ушла со сцены. Тоттмейстер наконец отдал своей Госпоже душу.

Виттерштейн не успел испустить вздох облегчения. Один мертвец, тот самый, что разговаривал с ним, остался стоять на своем месте. Виттерштейну показалось, что в его остывших полупрозрачных глазах проглядывает насмешка.

- Оставим пустые угрозы для дураков, - произнес мертвец, обволакивая Виттерштейна своим слизким взглядом, - А вы не кажетесь дураком, господин лебенсмейстер. Поэтому я буду с вами откровенен. И вы поймете, отчего должны спасти мою жизнь.

- Охотно выслушаю, - сдержанно сказал Виттерштейн.

- Дело в том, что как только я испущу последний вздох, вы умрете. Точнее, нет. Не так. Вы покинете этот мир.

Виттерштейн, забыв про глашатая-мертвеца, уставился на неподвижного тоттмейстера. Тот скорчился на своем месте – зубы стиснуты, веки дрожат, подбородок залит сочащейся изо рта кровью.

- Что за вздор вы несете? – спросил Виттерштейн. Повода для тревоги не было, но все же он ощущал что-то холодное и тяжелое, медленно спускающееся по пищеводу – словно пулю проглотил.

- Слуги всегда уходят вслед за хозяином. Этот обычай заведен с древнейших времен. Справедлив он и сейчас. Мертвые слуги уходят за своим повелителем.

- Мне нет дела до ваших слуг!

- Боюсь, что есть, господин лебенсмейстер. Так получилось, что вы сами поступили ко мне в услужение.

Нервный смех едва не разорвал Виттерштейну гортань. Все его тело, уставшее, старое, грязное, задрожало от этого смеха, колючей судорогой прошедшегося по нему.

- Я пока, слава Богу, не имею чести принадлежать к вашей гнилой гвардии!

- Вы вступили в нее, сами того не заметив. Немудрено. Здесь не зачитывают присягу и не произносят клятв. Здесь нет красивых ритуалов. Все происходит очень… обычно.

- Я жив, - сказал Виттерштейн с усмешкой, и почувствовал на губах ее неожиданно кислый привкус, - Вы слуга смерти, но в вопросах жизни не старайтесь спорить с лебенсмейстером.

- Вы мертвы, - прошелестели губы покойника, - Просто не осознали этого. В этом нет ничего удивительного. Многие новобранцы Чумного Легиона принимают факт своей смерти с большим опозданием. Вполне естественная реакция.

- Значит, я умер, и сам того не заметил? Когда же это случилось?

- Не так давно. Помните, как английский снаряд накрыл блиндаж?..

- Разумеется, помню, черт возьми! Но я-то выжил!