Сзади, за пилотом, в открытой кабине «Фармана» сидел наблюдатель-разведчик. На головах обоих были надеты кожаные шлемы с шерстяной прокладкой, лица их были почти закрыты огромными авиационными очками-«консервами», защищавшими от встречного ветра.
На коленях у наблюдателя лежал портативный фотоаппарат «Cannon», последнее достижение британской технической мысли, заряжавшийся специальной кассетой с десятью фотопластинками повышенной чувствительности. Пластинки менялись с помощью специального рычажка, так что можно было, не открывая корпуса, сделать десять снимков. Глазок объектива тоже работал автоматически: он открывался и закрывался после нажатия двух соответствующих кнопок. Словом, спасибо британским союзникам за такой подарок!
Кстати, в этом портативном фотоаппарате англичане впервые применили ирисовую диафрагму.
Портативный-то он портативный, но все же пол-аршина в длину ящичек и весьма тяжелый.
Фотосъемка с аэропланов была делом новым, толком еще не освоенным, но военные специалисты прекрасно представляли, какие блестящие перспективы открывает она для разведки. Однако пока что приличные результаты — четкие снимки вражеских позиций — получались, что называется, через два раза на третий.
Местоположение «Большой Берты» обнаружили довольно быстро, такую дуру не упрячешь. «Фарман» прошел над южным берегом с востока на запад, и — вот она, зараза! Поглядеть сверху было на что: подъездные пути, мощная платформа с громадным орудием на ней, орудийная прислуга, суетящаяся вокруг гаубицы. Все видно, как на ладони, все ясно. Наблюдатель деловито сделал привязку к оперативной двухверстке, поставил на карте карандашную отметку и, перевесившись через борт аэроплана, сделал пять снимков.
Все ясно? Задание выполнено, и можно лететь назад? Нет, все, да не все, и возвращаться рано. Потому что совсем рядом с исполинским орудием размещался некий непонятный объект: огороженный столбами в два ряда небольшой клочок земли, квадрат примерно сто на сто метров. По углам квадрата торчали четыре вышки, очень похожие на караульные. Внутри периметра огороженного участка виднелись крыши нескольких строений, между ними передвигались какие-то люди.
Что бы это за объект такой мог быть? С высоты не разберешь наверняка, есть у людей внутри периметра оружие или нет. И, кстати, что там между столбами? Не колючая ли проволока натянута? Опять же, с пятисотсаженной высоты не разглядишь. А надо бы, потому что по коридорчику, ограниченному двумя рядами столбов, движется какой-то человек, очень напоминающий солдата-охранника. Вот у него за спиной точно посверкивает что-то. Скорее всего, винтовочный штык. Караульный? Кого это он там караулит?
Словом, хорошо бы спуститься пониже.
Наблюдатель тронул пилота за плечо, тот полуобернулся. Громкий треск мотора аэроплана и свист встречного ветра не позволяли разговаривать, обходились жестами. Разведчик ткнул пальцем вниз, несколько раз поднял и резко опустил ладонь: мол, спускайся. Пилот поднял вертикально вверх указательный палец и дважды резко дернул кистью, сгибая этот палец, как если бы он лежал на спусковом крючке. И это понятно: опасно, подстрелят! Полугодом ранее авиатора чуть не сбили в сходных обстоятельствах. Тоже над горами. Карпатскими. Пуля, выпущенная австрийским солдатом, перебила тяговый трос одного из элеронов, так что «Фарман» почти потерял управление и пилот чудом перевалил линию фронта, едва дотянул до своих и садился не на специальную полосу, а в чистом поле. За тот полет он получил Георгия 4-й степени…
Но все же недаром дорогу в небо открывал ему отчаянный Уточкин, — пилот был настоящим храбрецом. К тому же он прекрасно понимал резоны наблюдателя: да, в интересах дела нужно бы спуститься сажен до ста или хотя бы двухсот. Пилот кивнул.
«Фарман» опустил нос и, дав крен на левый борт, пошел по широкой спирали вниз. Еще пять снимков воздушный разведчик решил сделать с минимальной высоты.
…Вильгельм фон Гюзе пристально следил за снижающимся русским аэропланом. Рядом с немцем стояли Махмуд Киамиль-паша, несколько турецких офицеров и солдат. По лицам турок было видно, что они испытывают нешуточные опасения. Длинная костистая физиономия фон Гюзе выражала лишь презрительное высокомерие.
— Ну вот, дождались гостя, — сказал турецкий командующий, обращаясь к фон Гюзе. — А если он прямо сейчас бомбу кинет?
— Не кинет, — равнодушно ответил немец. — Это разведчик.
Один из офицеров подошел ближе к Махмуду и начал что-то темпераментно говорить ему по-турецки. Киамиль-паша выслушал своего офицера, повернулся к Вильгельму:
— Говорит, что хороший стрелок. Предлагает сбить аэроплан прямо сейчас. Вообще-то, если они спустятся еще немного, то просто хорошего винтовочного залпа должно хватить.