Господа офицеры

Ступеньки были узкие, местами выбитые и вели куда-то вниз. Их толкали в спины, отчего они, теряя опору, летели вперед, шоркаясь плечами о близкие стены. Единственная лампа, болтающаяся под потолком без плафона, светила далеко впереди, больше слепя, чем освещая путь.

Если это отделение милиции, то какое-то очень странное отделение, неухоженное, как застенки гестапо.

Сбежали вниз...

— Уф, — сказал сержант, — взопрел от этого маскарада...

И стал торопливо стаскивать милицейский мундир...

Все было в точности как во второсортном, запрещенном для проката в Америке кино категории "В". Был какой-то мрачный, со свисающими со стен ржавыми, капающими трубами подвал, и была толпа злодеев с физиономиями классических дегенератов, которых даже не хотелось называть господами. Но иначе Мишель Герхард фон Штольц не умел.

— Господа... — сказал он. — Я требую разъяснений!

— Объясните ему...

Ему тут же разъяснили его права и обязанности. Обязанность была одна — «не рыпаться, ежели не хочешь получить в рыло!». Права тоже имели место быть — было право получить в рыло, ежели рыпаешься.

— Все ясно?

— Нет! — с вызовом ответил Мишель Герхард фон Штольц.

Тогда ему объяснили еще раз — в более доступной для понимания форме. Объяснили, что то, что он делает, как раз и есть нарушение обязанностей, и в полной мере реализовали его право «на рыло».

С колен встал уже не Мишель Герхард фон Штольц, встал Мишка Шутов.

— Ну вы и падлы! — угрожающе сказал он, сплевывая на пол кровь.

И с ходу въехал ближайшему обидчику ногой в живот. Потому что руки у него были скованы наручниками.

Нет, все-таки он неверно понимал свои конституционные права...

Пришлось ему растолковывать его обязанности в третий раз, причем уже всем вместе, расширительно толкуя его права в сторону уже не только «рыла», но и всех прочих частей тела.

Бросившуюся на помощь Мишелю Ольгу отбросили как пушинку в сторону. В этих мужских играх дамам делать было нечего.

— Р-р-развяжите мне руки, шакалы! — рычал, отбивался как мог Мишка Шутов, расшвыривая во все стороны наседавших на него врагов. — Всех ур-р-рою!...

Впрочем, Мишель Герхард фон Штольц тоже не молчал, успевая вставлять матерные обороты из всех известных ему европейских языков и наречий. Обидней всего это у него выходило на португальском языке, жаргонные обороты которого он изучал в портовых кабачках Гибралтара. Жаль, что эти дегенераты не смогут оценить по достоинству его произношение. Но смысл они понять должны были!

— Ах ты!., тебя!., тебе!., им!., ей!... — И по-португальски, по-португальски!...

Это был славный бой. Но, к сожалению, безнадежный для одной из сторон.

Мишеля сбили с ног и долго, и с удовольствием пинали.

И, может быть, запинали бы до смерти, кабы в драку не вмешалась третья сторона.

— Хватит! — коротко приказал кто-то.

Негромко, но так, что его услышали.

После чего все отхлынули в стороны.

— Поднимите его!

Мишеля Герхарда фон Штольца подхватили под руки, вскинули, вознесли и пристегнули наручниками к ржавым трубам. Теперь он был подобен распятому на кресте христианскому мученику, и, судя по всему, ему предстояло принять не менее трудную смерть.

Оглядывая поле боя, Мишель, в первую очередь, нашел глазами Ольгу. Она стояла, слава богу, на своих ногах, широко раскрытыми глазами глядя не на него, а на какого-то плешивого, толстенького, напоминающего видом потертого плюшевого мишку мужчину.

— Вы?! — выдохнула она.

— Я, — улыбнувшись, ответил тот.

— Кто это? — ревниво спросил подвешенный к трубам Мишель. — Откуда ты его знаешь?

— Это Георгий Маркович, — ответила Ольга. — Тот самый.

Тот самый — это значит начальник Ольги, ради взятки которому Мишель заложил принадлежащую Президенту квартиру. Георгий Маркович — заведующий экспертным отделом Гохрана.

Ах вот, значит, как!...

Георгий Маркович подошел поближе к Мишелю, который пребывал во всех — физическом и моральном — смыслах в подвешенном состоянии, и с любопытством оглядел его.

— Вот они какие, нынешние супермены... — покачал головой он. — Повезло вам, Ольга Геннадьевна, — такой завидный жених! Просто всем на загляденье...

Жаль только, что свадьбу мы сыграть не успеем. Но, бог даст, все равно погуляем — на похоронах...

Дегенераты дружно осклабились.

Ольга с ненавистью глядела на своего завлаба, пытаясь испепелить его взглядом. Но тот все никак не возгорался, возможно, из-за повышенной влажности в подвале.

— Что ж вы, господин Мишель Герхард фон Штольц, в наши дела лезете? Чего вам не живется спокойно в вашем Монте-Карло? — поинтересовался Георгий Маркович. — Неужто здесь, — обвел он взглядом подвальные стены, — вам нравится больше, чем на Лазурном берегу?

Мишель хотел было ответить, да руки у него были связаны.

— Я ведь зачем вас сюда пригласил, — вкрадчивым голосом продолжил Георгий Маркович. — Чтобы познакомиться поближе, узнать, кто вы такой есть, где служите... В милиции или, того не лучше, в НКВД?...

Последний вопрос прозвучал уже жестко.

И сам Георгий Маркович перестал напоминать плюшевого мишку. Стал напоминать плюшевого крокодила.