Господа офицеры

Что можно было требовать от слабой женщины — стойкости, на которую не всякий мужчина способен? Как было выдержать ей, маленькой, хрупкой, эти нечеловеческие пытки?

Она уже ничего не просила, она уже только кричала:

— А-а-а-ааа!

— Стойте! — не совладав с собой, крикнул Мишель. — Не трогайте ее! Я скажу!... Я все скажу! Только, бога ради, оставьте ее в покое!

Злодеи замерли, обернувшись в сторону Георгия Марковича.

Он все верно рассчитал, их главарь, Мишель мог выдержать все, что угодно, — его можно было жечь, резать, ему живому можно было мотать на шомпол кишки, он и тогда бы молчал! Но он не мог перенести страданий, причиняемых близкому человеку. Это было выше его сил!

— Ну давай, говори... — играя равнодушие, сказал Георгий Маркович.

В последнее перед своим падением мгновение Мишель увидел обращенные в его сторону глаза Ольги, в которых была надежда. Отчаянная надежда.

— Все будет хорошо! — прошептал он.

Мишель рассказал все.

Ну или почти все!

Про то, кто он такой есть на самом деле.

Про поиски царских сокровищ.

Про место, где спрятано колье...

Он умолчал лишь о самом-самом главном, о чем не сказал бы ни под какой пыткой. О том, что его знакомство с Ольгой не было случайностью, что это он все подстроил, наняв напавших на нее хулиганов.

Его падение состоялось. Он был распят, как Христос, но он не был Христосом...

— Ну вот и славно! — радостно потер руки Георгий Маркович. — Сразу бы так!... А вы, сударь, вовсе не такой супермен, каким хотите казаться. Нет!...

И, повернувшись к Ольге, сказал:

— Благодарю за подсказку. Я бы никогда не додумался пытать вас вместо него!

Злодеи-дегенераты расступились, открыв Ольгу.

Она стояла на своих ногах, пытаясь прикрыть грудь болтающимися полами разорванной блузки. Ее руки были свободны, с них сняли наручники. Наверное, чтобы удобнее было ломать ей пальцы.

Ольга с ненавистью смотрела на своих мучителей и вдруг, изловчишись, одному из них, тому, что был к ней ближе, влепила звонкую пощечину, истерически крикнув:

— Зачем ты разорвал мою блузку?!

«Вот теперь ее убьют!» — испугался Мишель.

И обрадовался — пусть лучше убьют сразу, без мук, мгновенно.

Но Ольгу не убили.

Она поправила блузку и с ходу влепила еще одну пощечину — другому палачу, который ее стоически стерпел, хотя ладошка отпечаталась на его щеке красным пятном.

«Какая же она у меня молодец!» — подумал Мишель.

— Ну чего пялитесь, уроды? — сказала Ольга. — Дайте мне какую-нибудь одежду!

Кто-то побежал в глубь подвала, принес какой-то пиджак, который Ольга набросила на плечи, зябко ежась.

Ну да, конечно, подумал Мишель, теперь им незачем ее пугать, теперь они узнали все, что желали. Теперь можно проявить гуманизм...

Но у всякого гуманизма есть какие-то рамки, а этот был безмерным.

Подскочивший к Ольге Георгий Маркович, согнувшись в полупоклоне, приложился губами к ее ручке.

— Извините, если мы слегка переборщили, — извинился он.

И все его дегенераты согласно закивали головами, виновато улыбаясь и шаркая ножками.

«Нет, все же не бывает на свете рафинированных злодеев, — в который раз смог убедиться Мишель. — В каждом злодее всегда найдется хоть что-то человеческое!»

Кто-то услужливо пододвинул Ольге стул.

Она села, закинув ногу на ногу, щелкнула пальцами.

— Дайте сигаретку! — потребовала она.

Ей быстро передали сигаретку, поднеся зажженные зажигалки. Наверное, те самые, которыми жгли Мишеля.

Ольга жадно затянулась, выпуская узкую, похожую на извивающуюся змейку струйку дыма.

Георгий Маркович и его дегенеративные подручные стояли, кружком обступив Ольгу, и, влюбленно глядя на нее, чего-то ждали.

Чего?

Когда она закончит курить?... А когда она закончит — убьют ее? То есть эту сигарету можно считать последним желанием приговоренной к смерти жертвы?...

Ольга докурила, но ее не убили.

Хотя Мишель сильно надеялся на это.

Ее не убили — ей подали руки, опершись на которые она встала. И подошла к Мишелю.

— Извини, милый, — сказала она, — что так получилось!

И то, как она это сказала, очень не понравилось Мишелю Герхарду фон Штольцу. Какие-то они были иные, чем раньше, какие-то незнакомые.

— Так ты?... — выдохнул Мишель. — Ты с ними?

— Не я с ними — они со мной! — кивнула Ольга.

«Ну да, ее пытали, ее сломали заранее! — все понял Мишель. — Ее заставили подыгрывать им! За что ее нельзя, трудно осуждать. Ведь она всего лишь слабая женщина!...»

— Прости меня, — сказал Мишель.

Ольга удивленно вскинула бровь.

— Прости, что я втравил тебя в эту историю.

— Ты втравил? — хмыкнула Ольга. — А впрочем да, наверное. Некоторым образом ты...

Мишель уже мало что понимал.

— Но ведь они тебя, наверное, мучили!...

— Меня? — переспросила Ольга. — Ах, ты про это!...

И, сжав кулачки и зажмурившись, Ольга отчаянно взвизгнула:

— Не надо, нет!... Помогите!... Мне больно-о! Ты это имеешь в виду?

Да, она кричала именно так. Точно — так!

Но только теперь Мишель видел ее и обратил внимание на то, что Ольга выглядит вполне сносно — на ее теле и лице не видно ран, крови, ссадин. Пожалуй, только блузка порвана.

Неужели ее даже не мучили?