В Батайске развернулись ожесточённые бои. Красные подтянули до трёх тысяч человек и бронепоезд. На помощь морякам бросили юнкерский батальон, но пробиться к Батайску им не удалось. Морскую роту отрезали. Юнкерской батарее удалось подбить паровоз блиндированного поезда, и моряки провели на него атаку, уничтожив обстреливающие станцию орудия, захватив трофеи и главное — патроны. Батайский отряд продержался на станции три дня и ночью пошёл на прорыв. Прорыв удался, но красные подходили к городу всё ближе. По данным разведки с юга наступало до 5000 тысяч штыков. Красные давили с севера, запада и юга, петля затягивалась.
Пётр ходил в караулы и патрули. Каждый день. Зверски хотелось спать, служба из-за малочисленности людей выматывала. День в карауле, день в патруле. Потом тоже самое. Располагались в здании Технического училища. Охраняли железнодорожный вокзал, мост через Дон, банк, электростанцию, телефонную станцию. Посылались посыльные связи с распоряжением частям. Арестовывали выявленных большевиков, распространителей листовок и агитаторов. С арестованными разбиралась следственная комиссия, работающая на вокзале. Нападавшим на патрули выносился смертный приговор. Корнилов готовил армию к оставлению Ростова. Пока же в городе формировались подразделения и команды. В подрывную команду попросили сдать имеющиеся гранаты. Пётр и Вадим по одной отдали. Патроны не выдавали, но в первом батальоне они были, после боёв в Гуково. Корнилов у местных купцов добыл два миллиона рублей на нужды армии, дав расписку, что деньги реквизированы. Закупили телефоны, кабель и прочее оборудование для связистов.
Попытка привлечь офицеров Ростова в ряды Добровольческой армии не удалась. Собралось человек двести, одетых в гражданскую одежду и тут же разбежавшихся, как только их стали переписывать. Записалось не больше десятка.
На следующий день в газетах напечатали ультиматум офицеров батальона:
"Вам объявляет 1-й офицерский батальон: кто не с нами, тот против нас! В трехдневный срок предлагаем всем офицерам, находящимся в Ростове, вступить в ряды армии, или покинуть Ростов".
— Надо было ещё дописать: "Иначе смерть!", — сказал Озереев, показав Петру газету.
— В этом ты неправ, Вадим. Не будем же мы арестовывать офицеров по квартирам. Да и сил у нас таких нет, чтобы Ростов шерстить. А смерть им большевики приготовят. Всех оставшихся выявят и расстреляют. А потом, это ведь мы с тобой холостые, а ведь у многих здешних офицеров жёны и дети. Не так-то просто в такую годину семью бросить и уйти воевать. Ты посмотри на офицеров в батальоне, среднего возраста добровольцев практически и нет. Или старики или молодёжь. У Алексеева вообще юнкера и студенты без всякого военного опыта. Пацаны, а ведь неплохо дерутся.
— Обидно мне Петр Николаевич, что дерутся единицы, а за их спиной отсиживаются тысячи!
— Мне тоже обидно. Я в Екатеринодаре должен быть, мать и сестру поддерживать, коли уж с фронта отпустили, а приходится чуждый мне город идти от мазуриков охранять.
На следующий день стоя на охране вокзала, они могли воочию увидеть, как малодушные, прочитав ультиматум и боясь ареста, начали уезжать из Ростова. Их выдавали тёмные пятна на плечах после споротых погон и покрой офицерских шинелей со срезанными пуговицами. Были и переодетые в гражданское платье. Ещё больше офицеров затаилось в городе.
Опять затребовали связного. Несколько офицеров уже убили ночью на улицах города, из-за угла, поджидая одиночек. Выпало идти Володе Алфёрову, молодому прапорщику девятнадцати лет. Одного из последних выпусков, уже при Керенском. Все начали давать советы, как пройти по ночным улицам, чтобы не подставиться.
— Ты гранату в карман взведённую возьми, — сказал Згривец. — Гранате что, она механизм, если убьют из подворотни, хоть гадов на тот свет отправишь.
— Новый тактический прием — уничтожение противника с того света! Не знаю, не пробовал! — оценил идею капитана поручик Паль.
Володька пошел к взводному, получил у него гранату, взвёл, снял предохранительное кольцо, сжал рычаг и сунул руку в карман. Отойти он успел всего на три квартала. Взрыв ночью было прекрасно слышно. Отделение похватало винтовки и высыпало на улицу. Алфёров был мёртв. Он лежал с пробитой кистенём головой и оторванной ногой, но рядом валялось ещё три трупа большевиков. К четвёртому, парикмахеру, привёл кровавый след. Вытащили суку из дома и там же расстреляли. Со следующей гранатой пошел прапорщик Юра Рейхгардт, он дошёл с донесением нормально, видно караулили связников недалеко от вокзала.