Господа офицеры

— Пока туман, сопротивления не ожидаю, — добавил он. — А вам лошадку свою, ваше превосходительство, оставить придется: мы, кубанцы, шума не любим.

Михаил Дмитриевич спешился, отдал жеребца казаку-коноводу и пошел рядом с Кухаренко впереди жидкой казачьей цепи. Полковник был куда старше своего генерала: кряжистый, с седыми усами и сабельным шрамом на щеке, полученным еще на Кавказе в схватке с немирными горцами, но шагал легко и упруго.

— Вот так бы до Плевны дойти, — сказал Скобелев.

— Коли разговаривать не будем, так, бог даст, может, и дойдем, — усмехнулся полковник.

Генерал послушно замолчал. Казаки уже втянулись в заросли, затерялись, и Скобелев скорее чувствовал, чем слышал хруст веток да каменные осыпи под их осторожными ногами.

— А пушки где? — недовольным шепотом спросил он. — Я же тебе батарею придал. На кинжалы надеешься? Это тебе не Кавказ.

— Пушки сзади идут, — пояснил Кухаренко. — На руках через два хребта на третий их только по карте протащить можно, а в натуре жила лопнет. Найду дорогу, тогда и пушки подтянем.

— Что-то черкесов не видно, — сказал Михаил Дмитриевич, чтобы переменить неприятный для него разговор. — Отвели их, что ди?

— На тот свет, — недобро усмехнулся полковник. — Я еще затемно Прищепу с пластунами сюда направил.

В таких делах Кухаренко разбирался куда лучше, и Михаил Дмитриевич промолчал, про себя отметив, что воевать по карте без учета особых свойств как местности, так и собственных возможностей — занятие опасное. Он не только не обижался, когда его тыкали носом в его же упущения, а старательно запоминал, в чем именно допустил промах и как избежать подобного в будущем. Он учился жадно, с благодарностью воспринимая уроки от всех, кто только мог преподать ему хоть какой-то урок — будь то опытнейший генерал или последний рядовой. В русской армии по замшелой традиции на войсковую разведку обращали мало внимания, в лучшем случае ограничиваясь осмотром («освещением», как это официально называлось) местности. Скобелев тоже грешил этим, но грешил скорее от горячности, чем от спесивого представления о противнике.

Без единого выстрела авангард Скобелева миновал два хребта Зеленых гор и достиг третьего. Туман уже редел, кое-где просвечивало солнце, но обзор еще был надежно закрыт. Бой еще не начинался, в тумане лишь чувствовалось передвижение огромных людских масс, артиллерии и обозов, и генерал с нетерпением ожидал, когда обстановка окончательно прояснится.

— Разрешите доложить, ваше превосходительство? — задыхающимся шепотом спросили за спиной. — Командир Донской батареи полковник Власов. Позиции выбраны, орудия растаскивают по номерам. Желаете осмотреть?

— Потом, полковник, — нетерпеливо отмахнулся Скобелев.

Туман начал рваться, оседать, расползаться по низинам, и Михаил Дмитриевич уже не отрываясь вглядывался туда, где, по его предположениям, должна была находиться Плевна. И все прекратили работы, замерли, примолкли, напряженно вглядываясь в таящую на глазах пелену. Но раньше, чем разорвалась эта пелена, в первых лучах пробившегося солнца нестерпимо ярко блеснули острия тысяч штыков.

— Господи, спаси и помилуй, — шепотом сказал Кухаренко.

Плевна открылась сразу, будто подняли занавес. Собственно, не сам городишко — его прикрывала небольшая возвышенность, — а предместья, сады, виноградники: казалось, до них не более трехсот сажен. Но все уже смотрели не на предместья города, а правее, между городом и Гривицкими высотами: там в походных колоннах стояло несколько тысяч аскеров.

Завздыхали, задвигались казаки, кто крестясь, а кто и ругаясь. Хорунжий Прищепа озадаченно свистнул, тут же получив чувствительный тычок кулаком от хмурого Кухаренко. А Михаил Дмитриевич, не шевелясь, смотрел и смотрел, но уже не на массы турецких резервов, а на далекие Гривицкие высоты, против которых они были нацелены и штурмовать которые надлежало первой колонне генерала Вельяминова; на чуть заметные войска Шаховского, изготовленные согласно приказу для удара между Гривицей и Плевной, и на саму Плевну, прикрытую предместьями на высоте, против которой стояли жалкие силы его собственного отряда. Конечно, Осман-паша не мог знать плана второго штурма — подписанный приказ Скобелев и сам еще не получал, — но, прекрасно поняв тупое упрямство русского командующего, турецкий полководец дальновидно упреждал его главный удар, сосредоточив под Гривицкимп редутами основные резервы. Наступая в этом направлении, русские войска волей-неволей втягивались в затяжной бой и прорваться никак не могли. Скобелев не просто понял это — он это увидел собственными глазами.

Увидел он и другое. Если бы Шаховскому в ходе сражения удалось бы изменить направление удара и наступать не на изготовившиеся к бою турецкие войска, а левее, за их спинами он отсекал бы резервы противника от города, заставил бы Османа-пашу на ходу менять план обороны, тасовать таборы, и тогда… Тогда Скобелев получал реальную возможность бросить свой малочисленный отряд непосредственно на штурм Плевны по кратчайшему и практически незащищенному направлению.