Господа офицеры

Поручик говорил устало, и то, что он говорил, представлялось ему настолько очевидным, что Никитин мог понять его речь как желание отделаться от докучливого собеседника. Гавриил все время думал, что ложементы недостаточно глубоки, что вторая линия не достроена, что отбиваться придется залпами, а патронов мало. И еще — о погибшем Калитине, о последних словах подполковника, обращенных лично к нему: «Отменный бой!»… Завтра тоже предстоял отменный бой: два отменных боя подряд для дружины было уже чересчур. Вот о чем он думал, излагая прописные истины юному субалтерн-офицеру, для которого завтрашнее дело могло быть последним делом жизни. И ему было грустно, что он не находит иных слов — теплых, ободряющих, дружеских, — что он огрубел душой и способен думать лишь о том, как воевать, а не как жить. И неожиданно усмехнулся про себя: «Отвиновского бы сюда, вот бы кто меня понял…» Но румяный, брившийся раз в неделю офицер неожиданно воспринял его поучения очень серьезно. Искренне поблагодарил и по совету поручика тут же ушел к своим солдатам. Гавриил докурил папиросу, перед тем как уходить, глянул вниз, в долину. Костров горело уже едва ли не в два раза больше: к Сулейману подошли подкрепления.

Первые звуки боя — редкий залповый огонь русских и неумолчная стрельба турок — донеслись в предрассветной мгле: противник атаковал охранение, стоявшее в полугоре. Ответив считанными залпами, охранение отошло без потерь; турки не преследовали, атак больше не было, но стрельба не прекращалась. Правда, только ружейная: артиллерия в бой не вступала.

Этой бессистемной пальбой турки пытались ввести в заблуждение русских относительно направления главного удара. 8 августа на военном совете Сулейман-паша — полководец непреклонной воли и еще более непреклонной жестокости — отдал приказ. Основной удар наносился по левому флангу обороны отрядом Реджеба-паши. Одновременно отряды Селиха-паши и Шакира-паши наносили вспомогательные удары с юга и с северо-востока.

— Овладеть перевалом не позднее суток, — сказал Сулейман. — Пусть при этом погибнет половина нашей армии — с другой половиной мы по ту сторону гор будем полными хозяевами, потому что вслед за нами пойдет Реуф-паша, за ним — Сеид-паша с ополчением. Русские ждут нас у Елены. Пусть остаются ждать. Пока они доберутся сюда, мы уже будем в Тырново.

Сулейман ошибся: русские ждали его на самом перевале. Но в этой ошибке турецкий полководец не был повинен: все было рассчитано точно, все учтено и все взвешено. Кроме необъяснимого упорства, отваги, решимости и презрения к смерти защитников перевала.

Так начинался знаменитый «Шипкинский семиднев», каждый день которого навеки вошел в историю.

3

В семь утра стихла беспорядочная стрельба, заунывно запели сигнальные рожки, и со склонов Тырсовой горы, расположенной напротив Николая, потекли вниз, в седловину тысячные колонны турок. Редкая цепь стрелков прикрывала их движение, рассыпанным строем перебегая впереди, и все вокруг покрылось сплошным качающимся ковром красных фесок.

— Ровно маки в поле, — сказал немолодой орловец и, сняв шапку, торжественно перекрестился. — Ну, братцы, постоим?

— Постоим, Акимыч! — вразнобой отозвались солдаты, торопливо осеняя себя крестными знамениями.

— Без толку не стрелять! — крикнул Гавриил орловцам из соседнего ложемента. — Подпускай ближе и бей залпами!

Грохот первого орудийного выстрела перекрыл его слова. Малая батарея, расположенная на восточной стороне горы святого Николая, открыла огонь. Вслед за ней заговорили орудия Стальной батареи, стоявшей ниже Малой, левее ложементов Олексина. Снаряды рвались в гуще турецких колонн, но сулеймановские аскеры неудержимо катились в седловину, к шоссе и отрогам Святого Николая.

— Картечь их сегодня не остановит.

Рядом с Гавриилом оказался капитан Перван Нинов, накануне прибывший на перевал вместе с сыном подпоручиком Ангелом Ниновым и небольшим пополнением. Капитану поручили участок левее и подчинили Олексину; Гавриил, мало зная Нинова, относился к нему с особым уважением. Старик — ему уже исполнилось 68 лет — сражался под Севастополем, где отвага его была отмечена не только орденами, но и офицерским званием.

— А что остановит, капитан?

— Мы.

Это было сказано с неколебимой убежденностью. Гавриил посмотрел на хмурое, иссеченное шрамами и морщинами лицо ветерана.

— Говорите это почаще нашим ополченцам, капитан Нинов.

— Скаты круты, поручик. Контратаковать легко, а возвращаться трудно. Не бросайте всех сил в атаки: кто-то должен прикрывать отход.

— Благодарю, Нинов.

Все это они прокричали: артиллерийская канонада заглушала слова. Малая и Стальная батареи били картечными гранатами, каждый залп оставлял на месте десятки тел в синих мундирах, но аскеры упорно шли вперед.

— Ай, будет жарко! — весело прокричал ополченец с Таковским крестом Тодор Младенов. — Снимайте мундиры, болгары! — он глянул на поручика. — Можно, господин поручик?