Господа Помпалинские

— Святослав будет доволен! Доволен! Доволен! — скандировала птица.

Два дня спустя старый слуга генеральши, Амброзий, привез трем сестрам в Бобровку письмо такого содержания:

«Уважаемые сударыни! Мне стало известно, что вы находитесь в стесненных обстоятельствах. У вас есть племянница, а мне как раз нужна компаньонка. Если она пойдет ко мне в компаньонки, то будет получать 400 руб. жалованья в год и два шелковых платья. По сылаю вам 200 рублей в счет ее жалованья за полгода вперед на уплату долгов. Если не хватит, пришлю еще. Коли вас мое предложение не устраивает, пришлите деньги обратно.

Цецилия арчинская».

Леокадия, как всегда, прочла теткам письмо и смертельно побледнела. Она несколько раз видела генераль шу и испытывала к ней непреодолимый ужас. При мыс ли, что ей придется жить в доме этой увешанной драгоценностями тощей, желтой старушонки со взглядом василиска, кровь застыла у нее в жилах и глаза наполнились слезами. Но это длилось всего мгновение. Проведя рукой по лбу, она подняла голову и спокойно сказала:

— Я согласна! Берите деньги и скорее платите дол^ ги! Скорее! Скорее!

И, припав к коленям сидевших рядом теток, целуя им руки и обливая их слезами, прерывающимся голосом заговорила о своем безмятежном, привольном детстве, прошедшем в этих стенах, о материнской заботе и ласке, обо всем, что тетки сделали для нее, о том, скольким она им обязана и сколько сама должна сделать для них. Старые девы, смеясь и плача, сморщенными руками гладили ее по голове и целовали в горячий лоб. Немного успокоившись, тетя Анеля сказала:

— Кто знает, может, это еще и к лучшему! Орчин-ская ведь богачка и дальняя родственница нам… Может, тебе там будет лучше, чем у нас!

— Конечно! Пути господни неисповедимы, — подтвердила тетя Марыня. — Может быть, Леосю в доме генеральши ждет блестящее будущее.

Бригида промолчала. Мечтательница и «поэтесса», она лучше сестер понимала, что молодая девушка приносит себя в жертву. Бригиде яснее представлялась уготованная ей печальная участь. Но и она не воспротивилась отъезду Аеоси. Всем сердцем привязавшись к ней, она не меньше любила и сестер, а главное — себя, и знала, что только ценой этой жертвы можно спастись от нищеты, скитаний и голода.

Прошло восемь лет. В Бобровку вернулись покой и достаток. Обитательницы ее, совсем уже седые, но бодрые старушки, как и в добрые старые времена, коптили окорока, делали маковники и пряники, а зимой в белых чепцах и теплых кацавейках грелись у печки, в которой весело потрескивал огонь. Только Бригида заметно сгорбилась и стала часто прихварывать. И когда сестры, вспоминая Леосю, хвалили ее доброту и благодарили бога, что пристроил сироту, да в таком хорошем месте, где разве только птичьего молока нет, она лишь грустно покачивала головой, и по ее дряблому морщинистому лицу скатывалась слеза. Но вернуть Леосю к домашнему очагу ни одной не приходило в голову: ведь тогда они лишились бы единственного источника дохода. Жизнь в Бобровке после отъезда Леоси потекла, как до ее появления. Красивая черноглазая девочка промелькнула в Жизни старых дев видением лазурной весны, оставив в память о себе золотой дождь, который посылала дважды в год… И когда Леося в назначенный срок приезжала в Бобровку, тетушки встречали ее со слезами радости, осыпали ласками, закармливали пряниками, вареньем, повидлом и прочими деревенскими лакомствами. И при прощании они тоже плакали и целовали ее, но, проводив, спокойно усаживались погреться на летнем солнышке или у печки и полгода терпеливо ждали очередного посещения и очередного дождя.

VIII

И на этот раз, как всегда, Леокадия должна была отвезти тетушкам свое полугодовое жалованье, Павел еще утром заехал за ней, и они вместе отправились в Бобровку.

Генеральша, разряженная, как и накануне, осталась одна и, сидя на своем обычном месте в большой гостиной, предавалась странному занятию. Стол красного дерева, с которого убрали лампу, весь был завален драго ценностями. Старуха вынимала их из большого окованного серебром ларца, стоявшего возле нее на скамеечке, и на разные лады раскладывала на столе. Сначала правильными рядами положила браслет к браслету, ожерелье к ожерелью, кольца, брошки и фермуары отдель но. Потом все снова перемешала и стала складывать изумруды с рубинами, брильянты с жемчугом; из брошек составила звезды, из браслетов и колец — цепи и виньетки. То раскладывая, то опять сгребая, она пересыпала их в своих желтых, костлявых пальцах, и казалась целиком поглощенной этим занятием. Но взгляд ее время от времени нетерпеливо обращался к двери, ведущей в прихожую.

Вскоре со двора послышался скрип полозьев. Потом дверь распахнулась, и в гостиную, шелестя шелками, впорхнула высокая, стройная женщина в длинном нарядном платье и маленькой шляпке на искусно завитых волосах.