Господа Помпалинские

— «Cher papa! Ты не представляешь, что за чудо — Флоренция! Я здесь впервые… Но ты, наверно, недоумеваешь, почему я здесь, а не в Лондоне? Конечно, я мог бы соврать: дескать, болен, у меня чахотка, мне необходим южный климат и смертельно вредна туманная Англия с ее самыми лучшими и точными в мире машинами, самыми большеногими и чудовищно причесанными женщинами. Воля твоя, cher papa, но английские красавицы решительно не в моем вкусе. Фигуры у них до странности похожи на флейту, волосы какого-то неопределенно-пепельного цвета, а локоны змеятся, как пиявки. Тебе ли не знать, cher papa, чего стоит мясо без острой приправы, пунш без доброго рома, конь без крепких ног, штос без азартного партнера и страна без хорошеньких женщин. Но вернемся к моему неожиданному посещению Флоренции. Я, слава богу, ничем не болен, если не считать болезнью временное, надеюсь, истощение моего кошелька. По пути в Лондон задержался я в Хомбурге и столкнулся там за игрой в trente et quarante [331]с Ясем Рондондонским. Мы познакомились поближе, подружились, а так как он держал путь в Италию, я и отправился вместе с ним. Зачем отказывать себе в удовольствии поехать в Италию в обществе доброго товарища? Уже вижу, cher papa, твою брезгливую гримасу: «Рондондонский, mais c’est de la roture! С est un homme de rien!» [332]Может быть, но уж такая у меня натура! Предки да гербы меня мало интересуют, главное, чтобы был славный и веселый малый. Pardonnez-moi, cher papa, но я в конце концов пришел к выводу, что у всякого человека обязательно есть предки с отцовской и материнской стороны. N’est-ce pas? Ну, хватит об этом, а то еще ты, чего доброго, рассердишься, хотя меня и это не очень пугает: ты ведь не умеешь долго сердиться. Un tout petit baiser, cher papa, et revenons `a nos moutons [333].

Здесь страшно весело. Говорят, с тех пор как сюда прибыл двор, город не узнать! Какое движение на улицах, какие голоса в театрах! Сколько на каждом шагу света, музыки из кофеен, кабаре! А женщины!.. Нет, cher papa, кто не видел итальянок, тот не знает, что такое женщины. Глаза — черные звезды, на голове — целая корона волос, улыбка пьянит, как бокал шампанского, а ножки крошечные, ну, с вершок! Я не могу усидеть дома, то есть в гостинице, и нахожу, что жизнь прекрасна, особенно, если ты молод, здоров, весел, а папа у тебя самый хороший и добрый на свете!

Да, забыл еще об одном важном условии счастья. Это деньги, много денег! У меня же, когда я приехал во Флоренцию, осталось только около двух тысяч талеров — все, что не ухнуло в «красное и черное». Согласись, cher papa, что с такой жалкой суммой долго не протянешь. Я, во всяком случае, не сумел и через несколько дней оказался compl`etement `a sec [334]. Что бы ты сделал на моем месте? Взял бы в долг, конечно? Именно так я и поступил. У Яся Рондондонского есть здесь, к счастью, кое-какие связи, и он меня выручил. Некий современный Шейлок выдал мне что-то около ста тысяч злотых на наши деньги, потребовав вексель на сумму, почти в два раза большую. У меня не было выхода, и я согласился. Попроси он в залог кусок моего сердца, я и то отдал бы, лишь бы иметь возможность наслаждаться жизнью! Наслаждаться жизнью! Ты понимаешь, cher papa, всю прелесть этих слов! Va, toi aussi, avec ta soixantaine bien sonn'ee на моем месте tu serais bien capable de mainte fredaine! Et ca co^ute! Ca co^ute! Oh, ca co^ute! [335]

Итак, я целиком, corps et ^ame [336], в рабстве y новоявленного Шейлока. Sois si bon, cher papa [337], вызволи меня из земли Египетской, из этой неволи. Как плен сей ни сладок, но возвращаться домой все-таки надо, тем более что Ясь скоро уезжает, а без него мне здесь делать нечего. Буду тебе очень благодарен, cher papa, если ты к этой сумме добавишь еще шесть — восемь тысяч рубликов. Между Флоренцией и Варшавой есть еще Вена… а ты сам знаешь, можно ли проехать мимо, не поклонясь ей. Ты ведь тоже, папа, бывал когда-то в этой Аркадии!

Знаю наперед, что ты мне скажешь. Да! Не возражаю! Согласен! Tu as raison! Tu as mille fois raison! [338]Ho Флоренция восхитительна, a я так люблю повеселиться, й ты, папа, такой добрый! Зато я уже твердо решил остепениться и в доказательство, как только вернусь домой, je ferai ma fin [339], женюсь. Oui. Женюсь по твоему выбору, cher papa. И не буду слишком разборчив. Единственное мое пожелание, чтоб она была молода, хороша собой, весела (это уж обязательно) и умела петь и играть на фортепьяно (обожаю музыку и не представляю себе спутницы жизни, не разделяющей этого моего увлечения). Кроме того, она должна любить меня и одеваться со вкусом. А что до предков, тут уж я целиком полагаюсь на тебя, cher papa, с одной оговоркой: чтобы родители моей будущей жены были не уроды и не кретины, ибо в противном случае дочь их может быть только чудовищем. Деньги тоже, конечно, не помешают — по мне знатное приданое лучше знатного прадеда.