Павел окончательно успокоился: он знал, что она никогда не лжет и не способна скрывать никакие свои чувства и мысли. Франка действительно не солгала ему. С Алексеем, мужчиной красивым и не таким неотесанным, как другие, она кокетничала отчасти по привычке, отчасти из тщеславного желания покорять. Если у нее и было легкое влечение к нему, то сейчас влечение это заглушила вновь вспыхнувшая страсть к Павлу.
После этого дня Франка некоторое время на вечерницы не ходила и даже сама подметала хату, готовила обед. Только по воду ходить и доить коров она ни за что не соглашалась. Впрочем, Павел и не принуждал ее и, когда она под разными предлогами увиливала от этой работы, снисходительно говорил:
— Ну, ну, пустяки! Пусть будет по-твоему. Лишь бы тебе было хорошо и сама ты была хорошая.
Однажды он обратился к Франке с просьбой, порядком удивившей ее. Было это в воскресенье, когда она вернулась из костела. В соседний городок, где был костел, она ездила так часто, как только было возможно, — то с мужем, то с Филиппом и Ульяной, а иногда с соседями, подкупив их льстивыми любезностями и кокетливыми ужимками и напросившись к ним в телегу.
Городишко был маленький, но все-таки город, а не деревня, — и ее тянуло туда. Во время службы в костеле можно было разглядывать публику, а потом — походить по лавкам, полюбоваться на витрины, посмеяться, услышать что-нибудь забавное или любопытное. Отправляясь туда, она надевала свое городское платье, брала молитвенник, пухлый от вложенных между его страницами поздравительных открыток, полученных ею когда-то на именины. Ее городской наряд в деревне ни у кого не вызывал восхищения, но на молитвенник многие поглядывали с интересом и уважением. При виде его и Ульяна становилась приветливее к невестке, сидевшей с нею рядом в телеге, и глаза Филиппа, останавливаясь по временам на этой черной книжечке с золотым обрезом, принимали серьезное и задумчивое выражение. Увидев молитвенник в первый раз в руках Франки, Авдотья всплеснула руками и воскликнула:
— Вот счастливая! Значит, ты по книжке молиться можешь? Великую милость тебе господь оказал!
И даже Алексей, когда как-то раз вез ее в костел вместе со своей женой, увидев молитвенник, присмирел, перестал подшучивать над Франкой и, в знак уважения к ней, подложил побольше сена на то место в телеге, где она сидела.
Но никого эта книжка не интересовала так, как Павла. Беря ее в руки, он всякий раз первым делом сдувал с нее пыль, кончиками пальцев стирал оставшиеся пылинки и, сев к столу, медленно, бережно открывал ее, перелистывал, водя глазами по печатным строчкам, порой блаженно улыбаясь, порой с безмолвным огорчением покачивая головой. Так он способен был созерцать страницу добрых полчаса, а потом, глубоко вздохнув, благоговейно клал книжку на самое почетное место в избе — на красный ольховый шкафчик, между лампой и блестящим жестяным самоваром.
И вот однажды, когда Франка, вернувшись из костела, по обыкновению, небрежно бросила молитвенник на стол и, болтая и смеясь чему-то, ходила по хате, Павел, не отрывая глаз от книжки, сказал:
— Франка… Знаешь что… Я давно хочу тебя попросить…
Франка была в прекрасном настроении, потому что этим утром, когда она бродила в городе по рынку, какой-то господин в хорошей шубе — должно быть, приказчик из соседнего имения — указал на нее другому и сказал: «Вот смазливенькая, шельма!» А другой, пожилой, — наверное, эконом, — кивнул головой: «Да, бабенка ничего себе». Этот подслушанный ею короткий разговор очень порадовал Франку. Вдобавок она на двенадцать грошей, оставшихся после покупки круп и соли, купила себе на лотке карамелек и сейчас, свернувшись клубочком на лавке, грызла их, как белка. На слова мужа она ответила дружелюбно, даже с нежностью:
— Для тебя, Павелко, я все на свете сделаю…
— Ну, коли ты такая добрая, — так сделай милость, научи меня читать.
Франка в первую минуту остолбенела от удивления, но затем ее удивление сменилось приливом гордости. Вот что значит родиться в хорошей семье! Была бы она из простонародья, так разве она умела бы читать! Что ж, ладно, она выучит Павла грамоте! Отчего не выучить — подумаешь, какое трудное дело! В домах, где она служила, держали таких гувернанток, у которых в голове было меньше ума, чем у нее в мизинце, — а ведь учили же они детей! Но для этого нужен букварь.
Букварь Павел обещал при первой возможности купить в городе и, покраснев от волнения, с заблестевшими глазами настаивал, чтобы она пока учила его по молитвеннику.
— Покажи буквы, Франка! Покажи пока хоть по святой книжке! Я так долго ждал этого счастья!