Господа ташкентцы

Братья посидели, раскланялись и уехали; затем в течение недели они еще два раза навестили Велентьевых и каждый раз называли Нину Ираклиевну belle cousine {прекрасной кузиной.}, уверяли, что она вполне сохранила тамерланцевекий тип, и так крепко и часто целовали у нее ручки, что она невольно конфузилась и жалась. Порфише (ему минуло в то время одиннадцать лет) они, на другой же раз, подарили книжку с картинками, так что не пригласить их обедать было уже совестно. Затем, хотя после обеда Тамерланцевы и попросили у Менандра Семеновича денег взаймы, но, получив отказ, не только не обиделись, но очень любезно воскликнули:

- Братец, забудьте! пусть денежные расчеты не расстраивают наших родственных отношений! Забудьте! нам не нужно денег! мы не просили их!

Словом сказать, с Велентьевыми повторилась та же история, что и с другими. Как ни чутко держали они себя относительно братцев, но устоять против естественного течения обстоятельств не могли. Постепенно учащая свои визиты, они каждый раз умели чем-нибудь подслужиться: Нине Ираклиевне подарили настоящий персидский ковер, Порфише навезли целый ворох игрушек, наконец у Менандра Семеновича попросили позволения осмотреть его лошадей, нашли у одной из них подсед и дали такой мази, от которой в два дня подседа как не бывало.

- Совсем было думал продать лошадь! - говорил Велентьев, - а теперь опять хоть куда! Благодарю!

- Вы, братец, насчет лошадей, пожалуйста, ни к кому не обращайтесь! упрашивали Тамерланцевы, - у нас теперь на примете одна пара есть... ах, какая это пара!

И действительно, почти за бесценок, сосватали Велентьеву такую пару, что сам инспектор врачебной управы, вкупе с отставным кавалерийским полковником, как ни осматривали животных, не могли найти в них ни одного порока.

Но сомнение уже мучило Менандра Семеновича, и по временам он выражал его довольно энергично.

- И черт их знает, что за народ такой! - рассуждал он сам с собою, цыгане не цыгане, венгерцы не венгерцы, шулера не шулера... иностранцы какие-то!

И он на всякий случай пробовал, достаточно ли крепко заперты ящики его письменного стола, и, удостоверившись, что крепко, отправлялся на половину к Нине Ираклиевне.

- Да полно, братцы ли они тебе? - спрашивал он ее.

- Тети Машины дети-то! неужто ж я не знаю!

- И все-таки, ты бы запирала! Эти братцы... право, уж и не знаю!

Мало-помалу Тамерланцевы приобрели дружбу лакеев и горничных, а в особенности полное доверие Порфиши. Тогда они уж без церемонии стали таскаться и завтракать и обедать. Сидит Менандр Семенович в кабинете и деньги считает - глядь, братцы приехали! В зале беготня, пение, стук, треск; Азамат учит Порфишу лезгинку танцевать, Амалат аккомпанирует на фортепьяно и выкрикивает: га-го-ги! Лакеи, бегает из столовой в буфетную и обратно, стучит тарелками, ножами и готовит закуску. Менандр Семенович некоторое время терпит и старается разрешить себе задачу: два да пять, сколько будет? но сколько он ни прикладывает на счетах - все выходит или одним рублем больше, или одним рублем меньше. Наконец он, как ужаленный, выбегает в буфетную.

- Тебе кто велел? - накидывается он на лакея, поспешающего с подносом в руках в столовую.

- Как же-с, ведь братцы-с! - отвечает лакей, очевидно даже изумленный, что ему мог быть предложен такой странный вопрос.

Менандр Семенович краснеет, покрякивает и уже не настаивает больше. Он с грустной покорностью снимает с себя халат, надевает домашний казинетовый казакин и отправляется в столовую, предварительно удостоверившись, что все ящики заперты и все в кабинете цело.

А братцы уже спешат к нему навстречу и в один голос восклицают:

- Братец, напрасно беспокоитесь! Мы здесь с Порфишей!

Но Менандр Семенович уже чувствует, что утро у него отравлено и что, где бы он ни был, в столовой ли, в кабинете ли, мысль о "братцах" везде будет его преследовать. Поэтому, он усаживается за стол и принимает геройское решение занимать братцев.

- Я говорю: вы бы, господа, в государственную службу шли! - начинает он, краснея и сам не зная, о чем, собственно, он ведет речь.

- Способности, братец, не имеем.

- А вы бы принудили себя!

- Старались, братец, да ничего не вышло.

- Гм... странно это! Молчание.

- Да вы, братец, напрасно себя беспокоите! Мы здесь вот с Порфишей, а не то, немного погодя, к кузине Ниночке пройдем! - опять начинают братцы.

- Нина Ираклиевна занята. Я тоже. Признаться, я даже не понимаю, как можно без занятий жить! - говорит Менандр Семенович, уже не скрывая своих недоумений.

Но братцы как бы забавляются этими недоумениями.

- Мы, братец, тоже занимаемся, - отвечают они, - только занятия у нас кратковременные. Вот и сегодня утром пару лошадей присмотрели... ах, какая это пара!

- Какое уж это занятие - лошади!

Тщетно все. Как ни старался Велентьев выжить братцев - они словно приросли. В доме все цело; денег в другой раз не просят - а между тем, как ни посмотришь, все тут. Иногда он даже желал, чтоб они что-нибудь украли (разумеется, не весьма ценное), лишь бы без шума отделаться от них.