Господа ташкентцы

- Я, сударыня, с ума скоро сойду! - жаловался он жене. - Выйти из кабинета нельзя: один в зале с Порфишей, другой в коридоре с Агашкой шушукается. Сведет он ее у нас!

- А коли сведет, так и купит. По мне, ежели хорошую цену даст... и бог с ними!

А братцы между тем забрали уже себе в голову, что Порфиша года через четыре будет гусарским юнкером и что, следовательно, имеются в перспективе векселя под верное обеспечение смерти любезнейших родителей. Как ни отдаленны были эти надежды, но как другого дела покамест у них не было, то приручение Порфиши представлялось целью очень привлекательною и даже практическою...

С своей стороны, Порфиша очень хорошо понял дяденек. Он угадал в них присутствие именно того элемента легкомыслия, перемешанного с жульничеством, которого ему недоставало и без которого истинный финансист все равно что тело без души. Он видел, что дяденьки всегда свободны, беззаботны и веселы; что они ничем не занимаются, а между тем бросают деньгами, как щепками; что у них во всякое время - неистощимый запас игр, выдумок и фокусов. Все это, вместе взятое, произвело на него подавляющее впечатление, и в самое короткое время он до такой степени страстно прилепился к дяденькам, что даже перестал следить за финансовыми операциями родителей.

Первый сделанный перед ним фокус особенно его поразил. Дядя Амалат вынул из кармана золотой и показал его Порфише.

- Видел? - спросил он его.

- Видел.

Амалат положил золотой на ладонь и зажал его в кулак.

- Видел? тут золотой? - спросил он опять, разжимая кулак и вновь сжимая его.

- Тут.

- Ну, теперь смотри!

Амалат сделал рукой движение, но до такой степени быстрое, что Порфиша мог только заметить, что у него что-то мелькнуло в глазах. Потом Амалат разжал кулак и показал Порфише пустую ладонь.

- Клац! где золотой?

Порфиша вытаращил глаза и машинально повторил:

- Где золотой?

- Ну, теперь обыскивай меня; если сыщешь - твой золотой!

Но сколько Порфиша ни искал - золотого нигде не оказалось. Тогда Амалат повторил свой фокус наоборот, то есть показал, как в пустых руках - клац! вдруг оказалось по два золотых.

- Дяденька! - захлебывающимся голосом простонал Порфиша.

В другой раз на сцену выступил Азамат и изобразил штуку еще почище, а именно: взял колоду карт и показал ее Порфише.

- Видел? Вся колода карт тут?

- Вся.

- Теперь сказывай, какую ты карту хочешь?

- Двойку пик.

Клац! - Азамат выбросил двойку пик.

- Может, ты еще двойку пик хочешь?

- Еще двойку пик хочу.

- Держись!

Клац! - Азамат опять выбросил двойку пик.

- Может быть, ты и еще двойку пик хочешь?

Но Порфиша уже не отвечал, а только взглядывал на дяденьку с разинутым ртом.

- Ты, может быть, хочешь, чтоб вся колода была из двоек пик? смотри!

И Азамат одну за другой стал кидать двойки пик. Это до того поразило Порфишу, что он заплакал, как бы обидевшись, что дяденьки смеются над ним.

- Погоди, мы еще не то тебе покажем! - утешали его братья Тамерланцевы.

Когда дяденьки ушли, Порфиша взял в руки грош и старался произвести с ним ту, же эволюцию, какую Амалат производил с золотым, но ничего из этого не вышло. Потом он попробовал то же самое сделать наоборот, то есть сжал пустые кулаки, махнул ими крест-накрест в воздухе, сказал: "клац!" - но и тут ничего не вышло.

- Дяденька! - приставал он, - покажите, как вы делаете?

- Погоди! вот будешь большой - до всего дойдешь! Слова эти глубоко запали в душу Порфиши. Он повторял

их и старался угадать, что такое это "все", до чего он со временем дойдет. Постепенно он стал задумываться и сделался рассеянным. Процесс созидания, царствовавший в доме родителей, уже не удовлетворял его, тем более что дяденьки, по мере ближайшего знакомства, начали открыто смеяться над скопидомством Менандра Семеновича.

- У твоего отца много денег? - спрашивал его Амалат.

- Много.

- А знаешь ли ты, как он деньги копит?

- Как?

- А вот как, смотри!

И Амалат клал на стол золотой, накладывал на него другой, третий и т. д., причем пыхтел, покрякивал, пожимался и озирался кругом.

- Так?

Порфиша не отвечал, но ему и самому уже начинало казаться, что "так".

- Ну, а мы вот как: сколько ты хочешь, чтоб у меня было в горсти золотых?

- Двадцать!

- Эка хватил! Ну, держи руки, отсчитывай!

Дяденька делал вид, как будто ловил что-то руками в воздухе, и затем отчеканивал монету за монетой до двадцати.

Нина Ираклиевна первая заметила, что Порфиша задумывается, начинает любить уединение, шевелит губами, как бы разговаривая сам с собой, делает какие-то странные движения руками, то сжимает кулаки, то разжимает их.

- Не болен ли ты, мой друг? - спросила она однажды сына.

- Нет, здоров.

- Что же ты ходишь точно растерянный?

Порфиша остановился и показал мамаше руки.

- Вы это видели?

Нина Ираклиевна с изумлением смотрела, как он растянул руки наподобие фокусника, потом быстро махнул ими крест-накрест и сказал:

- Видели, что ничего не было? Теперь смотрите! Клад! Видите?

- Что видеть-то! Разжал пустые кулаки - только и всего!

- Ничего вы не понимаете! Вы только и умеете, что копейку к копейке прижимать, а я вот - клац! - сколько захочу денег, столько и будет!