Господи, сделай так…

Чеченов Серега чувствовал нутром и просто физически ощущал исходящую от них опасность. Какими-то главными своими качествами он был им сродни — потому так остро их и просвечивал. Например, у него были привязанности, ради которых он мог пустить прахом всю братву и все перед ней свои обязательства. Но Серега делал все возможное, чтобы эти его привязанности были только его тайной и не вступали в конфликт с его правильной жизнью. А чехи особо и не скрывали, что всякие их клановые традиции, семейные надобности, интересы соплеменников и даже какой-нибудь наказ выжившего из ума старца — первее всех на свете понятий. Закон правильной жизни людей был им только удобным оружием для собственного обустройства среди всех этих неверных. А для своей настоящей жизни у них всегда есть свои законы. Неверные хотят играть по своим понятиям? Пожалуйста, но только до того мгновения, пока эти все игры не помехой истинным интересам. Тогда чехи сбрасывают с себя все чужие понятия, как чужую вынужденную униформу, и прут за свое и по-своему. А это значит — режут, мочат, крушат, рвут в клочья — и до конца. До победы или до гибели — без предупреждений, без обмена нотами или хотя бы малявами, без “стрелок” и наперекосяк всем известным нам нормам и правилам, которым вроде и они должны были бы подчиняться.

И в этом у Сереги с ними была еще одна схожесть. Точно так и он с самого детства вперекосяк установленным традициям начинал драку — всей яростью и с ходу. Но Серега эту свою особенность сознательно скрутил путами и полностью принял требования людских правил, а чечены и не подумали бы делать подобное. Их ярость, которая с легкостью сметет любые правила неверных, всегда подрагивает — пружинисто и явно. Даже приобнимая тебя с неизменным “брат-брат”, чех может через мгновение отстраниться, прицелить глазом — и перерезать твою глотку. Правда, не у себя в дому. Там ты — вроде священного гостя. Пусть целая армия требует твоей выдачи — чех будет сражаться за тебя с этой армией. Точнее, не за тебя, а за честь своего дома, потому что наутро, победив и разогнав ту армию, он выведет тебя со двора и теперь уже обязательно перережет глотку

Если быть честным с самим собой, то Сереге эти особенности чехов были очень в строку. Но сейчас он защищал привычный ему мир людей и, понимая эти чеченские качества всем своим сходным нутром, отчетливо видел, что правильный людской закон этому напору противостоять не в силах. Только отморозки, которые совсем без тени понятий, могут с этим справиться, но отморозки — еще худшее зло. Чтобы защитить правильный мир людей, надо уничтожить чехов.

С тем Серега и приехал в Москву, как только точно сформулировал для себя возможности выхода из нынешнего раздрая в братве. Он навещал отстранившихся от текущих дел вчерашних авторитетов и встречался с молодыми нынешними — только со славянами и без сходняков — с глазу на глаз, убеждая подняться всем против чехов…

Неделю спустя он услышал, что российские войска пересекли границу Чечни для установления конституционного порядка. Серега открыл Мешкову тетрадь, где конспектировал выводы своих угнетающих душу размышлений, и прочитал написанную себе напоминалку: “Объявить чехам беспощадную войну”.

Но этого же не может быть! Никто бы не поверил, что существует какая-то связь между затасканной тетрадкой и такими глобальными событиями. Серега тоже не поверил, но что-то в нем надломилось, и сердце беспрестанно покалывал острый осколок. Постепенно он стал отходить от дел, чему прущий отовсюду авторитетный молодняк был только рад.

Через пару лет Серега прочно осел в Богушевске, вздергиваясь к заботам сидельцев только по крайней необходимости. Нашел свою радость в тихой семейной жизни и в неспешном обустройстве дома в покойный уют.

В этот его уют и вломился Мешок самой ранью злосчастного осеннего дня.

— Твои выродки… деда Тихана убили, — в два приема сумел выговорить Мешок, удерживая дрожащими пальцами рук сползающее в рыдания лицо. — А с ним вместе и всех, кто был…

— Какого Тихана?

— Батьку моей Нины…

Мы всегда называли Тихана дедом, даже когда ему было лет сорок. Он жил вместе с дочкой Ниной, которая была младше нас года на три — совсем козявка. В поселке про них говорили “абодва сиротов”. Но Тихан с дочкой жили не в поселке, а далеко за ним, так как был Тихан путевым обходчиком, и, чтобы добраться до его казенно установленного места жительства, надо было пересечь железку, потом петляющей тропинкой пройти по лесу, снова выйти к железке и проскакать по шпалам всего ничего — до места, где проблескивает уже край дальнего озера (куда ты на самом деле и добираешься), а примерно на полпути от этого места к озеру и стоял дом обходчика — прямо у самодеятельно оборудованного пересечения железки и грунтовой дороги. Так что специально к деду Тихану мы не ходили, но по дороге на озеро частенько заворачивали полакомиться вкусными ягодами с его щедрых кустов.