Господи, сделай так…

А можно ли просить чего доброго для нас с Серегой и Тимкой? Это ведь тоже какой-то частью получается и для самого Мешка? А что, если именно поэтому так жутко все получилось с его просьбой для Тимки?

Или вот еще: почему прежние Боговы разведчики, что были до Мишки, не остановили войну? Не может же быть такого, что разведчиком у него один Мишка. Надо, чтобы по всей земле и во все времена. Так что же эти разные рихарды зорге такое допустили? Подсказали бы вовремя, чтобы кто убил Гитлера, и не было бы войны, и были бы у Мишки живые отец и мать, да и вообще — полный дом родичей. Так просто было сделать все для всех справедливо, а почему-то не сделалось...

Мешок долго поздними вечерами молился перед бабкиной иконой, выпрашивая ответов на свои неразрешимые вопросы, и чутко вслушивался в засыпающий мир. Небеса помалкивали. Когда в такой же ситуации оказывались не Боговы, а самые настоящие советские разведчики во время войны, то в фильмах об этом говорилось, что они остались без связи.

Клавдюванну эти ревностные молитвы не на шутку встревожили, особенно тем, что в горячечных шептаниях внука она не слышала никаких положенных причитаний из известных ей правильных молитв. Она снова вспомнила графа, будь он неладен, — вспомнила, что граф тоже молился неведомо кому, за что его и нарекли анафемой, но главное, что этот граф после своих неправильных молитв ушел навсегда из родимого дома.

Слезами и уговорами Клавдяванна снова потащила Мешка к доктору, но на этот раз — к хирургу Баканову, потому что никак нельзя было с таким деликатным и, можно сказать, божественным делом идти к христопродавцу Насовскому, а Баканов хоть по жизни своей и нехристь, но скорее всего — крещенный с издества, ведь были и у него какие-никакие, но православные родители, которые никак не могли не покрестить родное дитя.

— Пригласите следующего, — попросил Баканов уходящего с приема пациента и потом долгим удивленным взглядом наблюдал, как ловко Клавдяванна расправляет на его столе свою самобранку. — Простите, я не пью, — остановил Баканов наполнение его же стаканчика, который Клавдяванна вмиг опорожнила от карандашей, протерла рушником и обдула для еще большей чистоты.

— Совсем? — замерла Клавдяванна.

— Совсем.

— Хвороба какая? — посочувствовала Клавдяванна. — Вот и у меня... у внучка... — Она подтолкнула Мешка к хирургу. — А что за хвороба? — Клавдяванна начала сомневаться в квалификации доктора, который и себя-то вылечить не может.

— Нет-нет, я здоров, — улыбнулся Баканов. — Я хирург, а хирургам пить не рекомендуется — от этого руки дрожат, а нам этими руками — резать.

— Ну, это ж скольки выпить надо, чтобы дрожали... — успокоилась Клавдяванна и наполнила стаканчик. — А чуток — завсегда можно. Тем более вам и резать, Бог даст, не спонадобится.

— Не пью, — более решительным тоном хирург прекратил все хлопоты по застолью. — Как желудок — не беспокоит? — Баканов плохо помнил людей, да и не трудился помнить, но все свои операции помнил досконально и посетительницу сразу опознал как резекцию желудка семилетней давности.

— Спаси Бог, доктор, излечили. Спаси Бог... — Клавдяванна уже сожалела, что снова не пошла к Насовскому, потому что непьющий человек может быть сильно опасен в ее божественном, а потому противозаконном деле.

— Так на что жалуетесь? — Доктор смотрел на Мешка.

— Я не жалуюсь.

— А вы на что жалуетесь? — обратился Баканов к Клавдеванне.

— Молится. — Клавдяванна решилась. — До самой ночи стоит на коленях перед божницей и молится... Но и молится не по-правильному.

— Я же хирург, — удивился Баканов. — Молитвы не по моей специальности. Вам бы в область — там есть специалисты...

— Да там вядомые специалисты, — вздохнула Клавдяванна. — Раз — и под замок....

— Так ты что — в Бога веришь? — Баканов с интересом смотрел на Мешка.

— А как? — Мешок не мог скрыть удивления от какого-то неправильного вопроса врача. — Верю. И вам верю, и Богу верю, и учителям в школе...

— Постой-постой, — улыбнулся Баканов. — Меня и учителей ты видишь и слышишь, а Его? — Доктор будто бы заробел и споткнулся. — Бога?..

— И Бога... и видел и слышал. — Мешок подумал и уточнил: — Ну, не совсем Бога...

— А кого?

— Не знаю, — честно признался Мешок.

— Ну и что этот не совсем Бог тебе говорил?

— Этого я сказать не могу, — вздохнул Мешок. — Не имею права. — Сейчас он чувствовал себя почти как настоящий разведчик на допросе, но он ничего-ничего не расскажет, сколько бы враги его ни пытали... ну или не враги, а этот знаменитый в поселке хирург...

— Ты ведь с моим Андреем в одном классе? — припомнил Баканов. — А ему, например, ты мог бы рассказать про своего не совсем Бога?

— Никому не могу.

— Жалко...

Доктор и вправду казался расстроенным, и Мешок решился его приободрить:

— Чего жалеть? Вы тоже можете сподобиться. — Мешок осмелел под любопытным взглядом хирурга. — Надо только сильно-сильно пожелать чего-нибудь доброго, правильного и справедливого, но только не для себя — и, может, сподобитесь...

— Чего сподоблюсь?

— Может, тоже увидите.

— Бога?.. Не совсем Бога?..