Господи, сделай так…

Но сейчас дом дружно готовился к новоселью. Торжественное открытие и заселение первого коммунистического дома затянулось в зиму, и новоселье было решено совместить с новогодним праздником, потому что такое важное дело никак нельзя было свершить с бухты-барахты и требовалось хотя бы запастись самогоном для грандиозного гулянья. А пока что новые соседи ходили друг к дружке в гости, осматривали чужие хоромы, радовались, что у них не хужей, или огорчались, если хужей, и делились секретами нехитрых закусок, свято оберегая тайну лично своего самогонного рецепта. Другие посельчане тоже постоянно захаживали, цокали языками, желали, чтоб — полной чашей, и требовали немедленной выпивки, чтоб уже точно сбылось про полную чашу.

Старый печник Богдан, подрядившийся летом прочистить в Тимкином доме печную трубу, появился на пороге, когда Галина Сергеевна в короткий свой перерыв готовила обед на несколько дней вперед.

— Кепская печка. — Богдан вместо приветствия пренебрежительно кивнул на раскаленную печь. — Не дымить?

— Твоими молитвами, — усмехнулась Галина Сергеевна.

— А хорошую кватеру мы тебе соорудили, Сергевна. — Богдан топтался у двери.

— Ты, старый, Тимку моего попроси и вместе с ним сооруди себе такую же.

— Мне не дадуть, Сергевна, — я жа ж пенсионер, а не вдарник.

— Да ты всем ударникам ударник.

Разговор увял, но Богдан и не думал уходить.

— Слышь, что скажу, Сергевна... Ты жа ж, почитай, кучу грошей огребла... Почитай, задарма... А мне за работу так и не уплотила...

— Так я тебе еще и должна?

— А как жа ж? Вядомае дело — должна. Кали табе самой такой дом строить — тыщи три надо, не меньш... А по-старому — так и все тридцать. А мне не заплатила. Я так думаю, Сергевна: дай мне с этих своих тридцати тыщ рублик на красненькое — и мы в расчете...

— Тыщи мои сосчитал? — Галина Сергеевна взяла кочергу. — А дом, что ты спалил, если продать — тысячи три стоил бы? А все при доме — еще тысячу? Итого — четыре, а на старые — целых сорок тысяч. Получается, что ты мне десять тысяч остался должным — вот с них и возьми себе на красненькое. — Галина Сергеевна поставила кочергу на место и махнула рукой. — Иди, Богдан, — зла не хватает...

— Слышь, что скажу, — печник не уходил, — ты жа ж на своем паленом участке строиться не бушь?.. И сеяться — тожа ж не бушь?

— Сил нету.

— Во-во... Дык дозволь мне там по весне засеяться... Супротив не бушь?..

— Не буду — сейся.

— Постой-постой, — вмешался Тимка. — Не задарма же. Ты нам за это три мешка картошки и — по рукам.

— Ну ты и кулачину вырастила, Сергевна, — крякнул Богдан. — Ладно — по рукам.

Тимка протянул старику руку, но потом отвел в сторону:

— И машину дров на зиму.

— Да ты совсем без стыда — эксплутатор! — взревел старик.

— Как знаешь, — отвернулся Тимка.

— Полмашины... и уцелевшую сараюшку ремонтирую для себя, — предложил Богдан из распаха уже открытой на выход двери.

— Машину и стакан самогона... фирменного, что для новоселья стоит.

— А вот я Иванычу про самогон доложу, и будет тебе новоселье — за решеткой, — совсем уж по-глупому повернул торг печник.

— А я тебе хату спалю, и твое новоселье будет — под звездами, — спокойно отозвался Тимка.

Богдан молча поперекладывал в голове все эти слова, будто аккуратненько перебрал руками заготовленные к работе печные огнеупорные кирпичи, и и подвел черту:

— Ладно — по рукам...

Минут через десять он уже нахваливал и Тимку, и крепкий ароматный самогон.

— Слышь, Сергевна, большим человеком вырастет твой кулачина... Попомни мои слова... Эдак вот: за горло — и по рукам... — Богдан хлебнул и прижмурился. — И на чем эт-то он у тебя в настое?.. Никак трава какая?..

Но секрет Галины Сергеевны был не в травах. Она процеживала обычный самогон через марлю с марганцовкой, но предварительно настаивала его на кофе, зеленые зерна которого покупала в Витебске, потом жарила и толокла в муку.

— Коньяк! Натуральный коньяк, — похваливал кофейный самогон пожарник Трофимов, сделав остановку у Галины Сергеевны, а до того бродивший гостем по дому, справлявшему новоселье в наступающем 1964 году.

Дом гудел и покачивался. Соседи и гости из поселка запросто заходили в любую квартиру, переносили туда-сюда закуски и выпивку, пели песни и рвали меха гармошек. Такого грандиозного гулянья никто из нас и вспомнить не мог.

Мы болтались у всех под ногами, в основном в Тимкиной квартире, потому что украдкой старались лизнуть самогона, а на других столах он, в отличие от самогона Галины Сергеевны, был натуральным, вонючим и довольно противным. Да и вообще здесь было просторней. На новоселье Галине Сергеевне подарили отслуживший почтовый стол и несколько стульев, кто-то пожертвовал табуретки, кто-то — пожившую утварь, соседи снизу торжественно преподнесли слегка пожелтевшие тюлевые занавески на окна, но даже и карнизов пока не было, и занавески эти держались гвоздями, вбитыми прямо в оконную раму. Остальное пространство было пустым — пляши — не хочу, хотя до плясок праздник еще не разогрелся.

— Если б ты, Сергевна, этот коньяк продавала... — продолжал восхищаться Трофимов, затягиваясь от папироски.