И я стала готовиться к смерти. Приняла душ, умылась, переоделась (хотя уже делала это все с утра, но теперь мои омовения приняли ритуальный характер). Села на постель и начала молиться — своими словами, потому что правильных не знала. Я попросила Бога позаботиться о моих родных: маме, папе и сестре — и, если возможно, спасти Петю. Я попыталась вспомнить и исповедаться Богу во всех грехах, которые вольно или невольно совершила в своей короткой 25-летней жизни. Я вспоминала свою семью и друзей и все светлые моменты, что мы с ними делили, искренне, от всей души прощая им обиды, что они мне причинили. Теперь все это казалось до того мелким, что не стоило даже упоминания, хотя когда-то я искренне страдала из-за них. Как удивительно преображает человека одиночество и отдаление от близких, а особенно скорая смерть! У меня не было времени на 5 стадий принятия, поэтому я усилием воли перешла к последней и просила только об одном: чтобы это было быстро и легко.
Не могу сказать, что в мою голову ни разу не закрадывались сомнения в правильности моего выбора, но сразу вслед за тем я видела замученного, изможденного Петю и качающую головой маму — и снова воодушевлялась. Скоро я буду свободна от всего и всех. Я не стану подстилкой тирана и рабовладельца! Я совершенно убедила себя, что, стоит мне согласиться на одну ночь, как за ней последует вторая и третья — и так до тех пор, пока я ему не надоем, после чего и ему подавно не будет смысла переправлять меня на родину. Нет уж, лучше я умру сейчас — молодой, верной, честной с самой собой. Без раздирающих меня сожалений и мук совести.
Сразу после ужина служанка отвела меня в покои господина — это была малая гостиная, небольшая, но очень изящно оформленная комната в голубых тонах, с изразцами и драпировками.
Халиб восседал на подушках на небольшом подиуме, все такой же решительный, но как будто приободрившийся: конечно, он уверен, что я выберу жизнь…
Господин стал рассказывать мне какую-то притчу из своих священных писаний — что-то о промысле Божьем и Его воле, но из-за сильного волнения мне было тяжело сосредоточиться на иностранной речи. Я отвернулась к витражному окну и стала рассматривать изображенный на нем узор — причудливо сплетающиеся листья и лепестки растений. Внезапно орнамент стал расплываться в моих глазах, и в эту же самую секунду громкий мужской голос резко окликнул:
— Ты слушаешь меня?
Я честно покачала головой: глупо лгать на пороге смерти.
— Ты приняла решение? — уточнил Халиб дрогнувшим голосом.
Я кивнула.
Он встал, подошел ко мне, схватил за плечи:
— Ева, очнись! Это неправда, ты не можешь… Это просто безумие..!
Я сморгнула слезу, чтобы видеть его четче, и та скатилась по моей щеке.
— Это была очередная уловка? Ты снова обманул меня? Чего стоит твое слово, господин Насгулл? — я нарочно злила его, чтобы покончить с этим, чтобы прекратить эту нескончаемую агонию. И я добилась своего — Халиб в гневе вскричал:
— Как ты смеешь говорить мне такое?!
— Тогда убей меня прямо сейчас! — потребовала я.
Мужчина был в ярости: глаза его метали молнии, ноздри раздувались, на потемневших щеках играли желваки. Он отошел куда-то в сторону, открыл маленький шкафчик в стене, достал оттуда темно-фиолетовый флакончик с позолоченной крышечкой и принес мне.
— Это яд, — хрипло сказал Халиб, налил в медную рюмку какой-то сладкой жидкости из кувшина и добавил туда несколько капель из флакона. Но бокал не вручил мне, а поставил на стол, меня же заключил в крепкие до боли объятия. — Спрашиваю в последний раз. Я предлагаю тебе свободу в обмен на одну ночь со мной — или смерть. Подумай хорошенько! Неужели ты не понимаешь, что это абсурд?!
— Я не верю тебе… — призналась я тихо.
Халиб отпустил меня и приложил правую ладонь к сердцу.
— Я могу поклясться своим Богом! Отпущу!
— Если я сама не изменю решение, верно?
— Разумеется. Отпущу, а не отправлю домой насильно.
Я знала, что тут и кроется подвох. Что он станет делать со мной этой ночью, одному Богу известно. Ну, или черту. Я не попадусь на эту удочку! Коротко вздохнув, я схватила со столика рюмку и залпом опустошила ее. Мой бывший друг Терджан ошеломленно смотрел на меня. Вкус у напитка оказался одновременно приторно сладким и невыносимо горьким. Сразу начала кружиться голова, и это ощущение вязким ядом разлилось по моим артериям. Помню, как рюмка выпала из мгновенно ослабевших пальцев, как господин Насгулл подхватил меня своими сильными горячими руками — но не удержал, и я стремительно полетела в пропасть.