Теперь же, выбравшись в фойе, я уже не смотрел ни на лепнину, ни на обилие скульптур — времени не было. Да и желания тоже.
От Университета мы прошли несколько кварталов — Эд объяснил это тем, что оставить свой транспорт сразу напротив было бы слишком подозрительно. На мои вопросы он отмахнулся стандартно — Павел скажет.
Плод имперского автомобилестроения по их стандартам имел оптимальную ширину — чуть больше двух метров. Об этом Эд сообщил сразу же, как только пальцы его легли на удобный руль.
Машина и правда была просторной. Большой, тяжелой — но вместительной и удобной. Разместиться внутри с комфортном могли люди с куда более плотной комплекцией, нежели я.
Ехала она, конечно, медленнее, чем мне бы хотелось, но зато ночью даже небольшие улицы были свободны. Не говоря уже о магистралях. Ревя двигателем, автомобиль «мчался» со скоростью не больше восьмидесяти, и я тут же вспомнил улучшенный хэтч, которым владел Алан. Сейчас нам бы такой не повредил.
О том, что в кромешной тьме мы добрались до поместья, не стоило и говорить. Суммарно наш путь со всеми перемещениями занял около семи часов. Для меня этот промежуток времени занял настоящую вечность.
— Быстро, да? — саркастически спросил я Эдуарда, когда он заглушил двигатель, остановив автомобиль рядом с покосившейся аркой.
— Пожалуй, — ответил он уклончиво, словно забыв добавить слово «да» или «нет»
Зато до самого особняка мы добрались за пять минут. Я отлично помнил дорогу и провел Эда до крыльца.
— Разве дома никого нет? — спросил я, осматривая окна. — Нас никто не ждет?
— Ждут, — успокоил он. — Пал Романыч здесь, мы с ним договорились и даже успели.
— Успели к чему?
— Почти полночь, — Эдуард покрутил диск часов и тот тут же на пару секунд засветился в полнейшей темноте.
Он сделал еще несколько движений, сияние усилилось и циферблат превратился в настоящий фонарик. Ярко вспыхнув, он быстро погас. В доме открылась дверь и первое, что я увидел — поблескивающие часы на запястье.
— Все в порядке, — Эд первым пошел к дому. — Это Павел.
Подойдя поближе, я убедился, что у меня в доме действительно шпион, который по факту должен защищать принцессу Анну от всяческих посягательств. Только вид у него был измученный и крайне усталый.
— Рад тебя видеть, — его пальцы с силой впились в мое плечо. — Я боялся, что тебя вывели из игры насовсем. К счастью, ты оказался непрост. Твоя история с принцессой Анной переросла в весьма глубокий политический кризис.
Глава 7. Сплошная политика
Мы включили освещение почти во всем доме и прошли в гостиную. Настроение у меня было таким, что обилие голов животных по стенам давило и создавало абсолютно неуютную атмосферу для беседы на любые темы. К тому же Павел, как оказалось, решил выложить мне всю подноготную, не успел я даже начать задавать вопросы.
— Где Данил? — первым делом спросил шпион и услышав ответ, помрачнел еще больше.
Одет он был в неброский дорожный костюм, дополненный легким шарфом. На улице и правда было совсем нежарко, особенно после адского августа. Мне живо представилось, как Павел Трубецкой перемещается, прикрывая лицо плащом.
— Я так и знал, что хороших новостей будет совсем немного.
— Мне бы очень хотелось услышать наконец, что за фигня здесь происходит.
— Максим, — Трубецкой высказался очень строго, — то, что ты называешь фигней, во многом касается всей Империи, а не только семьи Романовых в целом. И уж тем более не ограничивается одной только Анной. Я надеюсь, что ты это понимаешь.
— Я лишь привык к тому, что меня постоянно держат в неведении, — выпалил я. — Особенно ты! И посмотри, к чему это привело? Из меня такой же барон, как из Эда — балерина!
Эдуард громко фыркнул и поскреб щетину. Да уж, балерина из него вышла бы крайне монструозной. Трубецкой переглянулся со своим помощником. Я заметил это и тут же напомнил:
— На все мои вопросы он тоже ссылался на тебя. Поэтому я прошу тебя дать мне ответы. Загадок слишком много, а раскрыл я всего лишь одну.
— Какую? — мгновенно задал вопрос Павел.
— Принцесса одна. Нет никакого двойника, — поделился я со шпионом полученной информацией. — Нет и никогда не было. Она все помнит.
— Но вопросов из-за этого меньше не становится, — ноздри его раздувались от гнева, но в остальном Павел Трубецкой держался очень спокойно.
— Я бы хотел, чтобы их стало меньше у меня, — выразительно намекнул я. — А то, понимаешь ли, одни люди мне говорят, что в Империи все чудесно. Но я понимал тогда и вижу сейчас — чудес не бывает. Не может существовать чего-то идеального само по себе.
— А паренек-то не дурак, — подал голос Эд. Я же продолжал.
— Другие заявляют о сепаратистах и мятежниках. Нет, не только ты, — добавил я, увидев, как растет удивление на лице шпиона. — Некоторые люди говорили, что приграничные зоны уж очень подвержены каким-то там стремлениям вырваться из успешной Империи.