Еще Игнат Матвеевич очень любил золотые запонки и золотые же заколки для галстуков. К облегчению для мелких чиновников и средней руки бизнесменов – без крупных бриллиантов. Бриллианты любила его жена. Поэтому Борман воспользовался и запонками, и заколкой. Хотел было после бритья побрызгаться туалетной водой, но вспомнил, что мэр этого не любит, полагая, что от мужика должно пахнуть именно мужиком. А иначе никакой он не мужик и не руководитель.
Испытывая душевный трепет, терзаемый пыткой неизвестностью, входил Афанасий Афанасьевич в кабинет городского мэра. Трепет еще более усилился, когда в углу под окном обнаружился вяло листавший какой-то журнал генерал Трубостроев, суровый, со сведенными над переносицей кустистыми бровями, с миной крайнего недоброжелательства и презрения.
Мэр, напротив, радушно улыбался. И даже привстал в кресле, чтобы приветствовать бизнесмена вялым своим рукопожатием.
– Садись, Афанасий Афансьевич, как дела в гестапо?
Скрябин вымученно улыбнулся:
– Понемножку, Игнат Матвеевич.
– Врешь, – обрадовался мэр. – Вот смотришь в глаза и брешешь. Хите-ер, сукин сын. Слыхал я, а вот что там у тебя с пожарными?
– А-а… – хотел было пожаловаться Борман, но, вспомнив слова Паляницына, решил немного обнаглеть. – Ничего у меня с пожарными.
– Как, и проводка в порядке? – удивился мэр, словно бы это было каким-нибудь небывалым чудом, словно бы в городе Н. проблема проводки приобрела характер эпидемический.
– В совершенном порядке, – отчеканил Борман и преданно глянул на мэра.
Мэр бросил вопросительный взгляд на Трубостроева, тот ничего не сказал. Игнат Матвеевич продолжил:
– И с налоговой, слыхал, у тебя нелады, а?
– Да какие там нелады? – махнул рукой Борман. – С налоговой у всех нелады. Не надо делать из этого трагедию.
– А сегодня, кажется, к тебе собирались сантехники. Тьфу, эти… санстанция. Эти на принцип идут.
– Да что те принципы, Игнат Матвеевич, когда я всех крыс еще в прошлом году потравил. У меня такой кот замечательный – семь килограмм живого весу, зверюга, а не кот…
Игнат Матвеевич внезапно грохнул кулаком по столу.
– Ты эта у меня, не кружляй! Тебя сюда отвечать вызвали! Мне твои коты до задницы! До вот этой вот, – мэр приподнялся и хлопнул себя с чувством по ягодице. – Понял?
– Ну? – тупым голосом отвечал Борман.
– Не нукай, не поедешь. Умник. Дело тут государственное. Вон, – мэр кивнул на Трубостроева. – Думаешь, генерал зря здесь просиживает? Думаешь, у него время не государственное? Думаешь, он на твоих котов пришел глядеть?
Игнат Матвеевич вскочил, нервно ткнул в селектор и крикнул:
– Маша, боржома!
«Ну, дело совсем не страшное, раз государство поминаем», – не без ехидства подумал Борман. Но тут же мысленно одернул себя: «Не время еще ехидничать».
Попив боржома, Игнат Матвеевич перевел дух и пустился подробно расспрашивать о работниках Бормана.
– У тебя какие работники имеются, Афанасий Афанасьевич?
– Всякие.
– Это понятно, что всякие. Хорошие есть?
– У меня все хорошие.
– Ну да. Такой хороший-хороший, а там глянь – он и подгадил. Нет, я спрашиваю, какие у тебя лучше.
– Незаменимые, – подсказал Трубостроев. – Без которых дело встанет.
– Ну да, которые у тебя узкие места расширяют, – коряво разъяснил мэр.
– А можно вопрос? – не без тревоги спросил Борман.
– Хочешь спросить, зачем нам твои люди понадобились? – утвердительно спросил мэр. – Собираемся укреплять кадры в администрации. Много, понимаешь, ненужного и вредного элемента скопилось. Вот и бардак. Граждане недовольны. А отвечать за все мне. Меня вон прямо в эфире люди спрашивают, почему да как. То там фонари не горят, то асфальт не покладен. То пенсии не плотят. Я что ли из своего кармана должен платить? Есть же кто головой за пенсии отвечает! А он не отвечает. А отвечаю я. Прямо в эфире. Понял?
– М-м… – в сильном затруднении промычал Борман. Но вспомнил, что как раз два толковых и крайне необходимых сотрудника уже уволилось, и решил их-то и «сдать».
– Понимаю, – сочувственно покивал он. – Государственное дело, чего уж там. Были у меня двое незаменимых.
– Уволились? – утвердительно спросил на этот раз Трубостроев.
– Уволились. Я теперь без них как без рук.
– А что они умели? – подхватился Игнат Матвеевич. – Подписи делать могли?
«А они что, с ума сошли?» – подумал обескураженный Борман. Тут-то и вспомнился ему совет Паляницына. «Этот Паляницын, конечно, гэбэшник и урод, – подумал Борман, – но сказал одну правильную вещь – нужно соглашаться».
– Подписями не занимались. Но могли многое. Бухгалтер Аглая Федоровна цифры в балансе так сводила, что никакая налоговая никогда и ничего. А Ваня, Иван Корытин какой рулевой был! Все разруливал. И «печенью» мог работать, не спиваясь, а когда надо – припугнуть, а то и напугать до усмерти. С органами тоже был в контакте, – повернулся Борман к Трубостроеву.
– Значит, говоришь, уволились, – вкрадчиво произнес Трубостроев. – Сами уволились, или кто-то подсказал уволить?