Центаврит – по-видимому, ответственный за работу ядерного реактора, – некоторое время в недоумении озирался, но признавать наличие у себя галлюцинаций не пожелал и ещё более зло рявкнул:
– Вали отсюда, если не хочешь угробить своих самочек! Нам-то с часик нипочем, а вот они хорошо прожарятся... Радиационный уровень начал повышаться!
Агрессивному совету реакторного обходчика мы все последовали более чем охотно и резво полезли в разлом лабораторной стены. Мастер Фьолл уходил последним, обеспечивая поддержку прикрывающей нас иллюзии.
Я видела энергетическое полотно псевдовизуальных нитей, сотканных им, и со смущением подумала, что до подобного уровня мастерства мне ещё практиковаться и практиковаться. У меня неплохо получалось прикрывать иллюзией саму себя – сказывались подсознательные навыки детства под давлением инстинкта самосохранения. Но выстраивать целую композицию, подменяя образы сразу нескольких участников, было куда труднее. Тут требовалась огромная концентрация и умение, наработанные годами опыта.
В саму лабораторию заглядывать было незачем, да и опасно – несмотря на бегство последних трёх пожирателей, там всё ещё была слышна многоголосая суета. В полуразрушенном выстрелами фойе имелось два общих лифта – большой грузовой и пятиместный персональный. В последний мы и забежали.
Краем ментального поля я слышала какие-то тревожные мыслеформы в центавритских головах. Кажется, реакторный обходчик предупредил тех, кто всё ещё оставался в лаборатории, что надо срочно эвакуироваться, и в фойе вот-вот должна была хлынуть волна вооруженных ловцов пожирателей.
– Скорее! – поторопил Тэймин и напористо оттеснил меня в самый угол.
Мастер Фьолл нырнул в лифт одновременно с Хрыком, взвалившим вяло-сонную космозонку на себя, и дверь лифта резко закрылась, отсекая от нас приближающиеся голоса группы центавритов. Когда сила тяжести от скоростного подъема навалилась на плечи и спину, я облегчённо выдохнула. И позволила себе расслабленно уткнуться лицом в широкую грудь Тэймина. Он вспотел, и мне это даже нравилось. Свежий пот усиливал знакомый запах его тела, который одновременно умиротворял и будоражил мои чувства.
А вот я сама пахла не слишком приятно – по известным причинам целую вечность не заходила в кабину ионного душа. Если получится благополучно вернуться в мое поместье на острове Йо, буду плескаться в настоящем горячем водном душе целые сутки...
«
Где-то на периферии моего внимания Хрык бесхитростно спросил моего отца:
– Слышь, диниту... если ты умеешь так за нос водить, зачем тогда маски?
– Видеонаблюдение, – коротко объяснил мастер Фьолл. – Обмануть камеры я не могу. Наблюдатели с мостика должны видеть полное соответствие картинки с твоим заявлением о шпионах.
В медотсеке оказалось полно раненых центавритов, крайне недовольных отсутствием доктора. Чтобы не быть обнаруженными, нам пришлось выйти уровнем ниже и ждать Хрыка на лестнице. Вернулся он быстро, с искомой маской и красноречиво подбитым глазом.
– Им не понравилась новость, что доктора Чьена прикончил пожиратель, – угрюмо проворчал он.
С надеванием масок возникла заминка. Не из-за мастера Фьолла, конечно. Последний снова покопался в нейроконтроллере и пси-блокираторе, а затем спокойно приложил шарик гиперсжатого масочного схрона к своей макушке, активируя ее. А вот Тэймина парализовало триггерным ступором. Он пристально смотрел на шарик второй маски в своих руках, а зрачки сузились до такой степени, что казались черными точками.
– Че тормозишь? – грубо поторопил его Хрык и протянул руку. – Времени в обрез, давай нацеплю.
Тэймин разом очнулся и остановил его резким поворотом головы. Выражение лица у него было такое безжизненно-жесткое, что центаврит невольно сделал шаг назад и опустил руку.
– Нет, – ровно ответил он. – Я сам.
Одним четким скупым движением, механическим, как у робота, он активировал маску и бросил на меня короткий взгляд – за мгновение до того, как черная органика вырвалась из плена гиперсжатия и облепила его кожу. Возникло жуткое ощущение дежавю от нового лицезрения раба в черной маске. Я порывисто вздохнула, испытывая горечь и острое желание немедленно освободить его от рабского атрибута, чтобы снова увидеть светлое мужественное лицо с точеными чертами, фантастически красивые фиолетовые глаза и крепко сжатые губы. На них так редко появлялась улыбка...
«
«