Господин Дик, или Десятая книга

Правда, однажды вечером я подсмотрел, спрятавшись за дверью, как моя мать ведет ее к кровати. Неподвижная передвигалась крохотными шажками, опираясь левой рукой на палку, а правой – на дочь. Звук от шага больной ноги был глуше, чем от шага здоровой. Оказавшись в своей комнате, старушка одним и тем же раздраженным жестом оттолкнула от себя палку и дочь, упала на кровать и, вздыхая, втащила на нее непослушную ногу.

– Тебе больше ничего не нужно, мама?

– Ничего. – Неподвижная странно улыбнулась, потом улыбка вдруг исчезла. – Ногу. Ногу, дура! Принеси мне новую ногу или заткнись и убирайся!

Я решил, что должен поближе рассмотреть такую знаменитую ногу. Возможности для этого были: мне вменялось в обязанность по возвращении из школы «составлять компанию» старушке. О неисполнении немедленно докладывалось, и преступление каралось арестом моих солдатиков (при всегдашней снисходительности в этом отношении мать проявляла совершенно необычную строгость). Вообще говоря, ничего конкретно делать было не нужно, только выслушивать саркастические бабушкины замечания, которые она отпускала с регулярностью, напоминавшей взрывы полевых петард для отпугивания птиц. Но иногда она дружелюбно улыбалась мне, перед тем как произнести своим приятным, мелодичным голосом:

– Мне скучно, бездельник. Возьми книгу.

Я немедленно открывал атлас на странице, отмеченной закладкой, и наугад тыкал пальцем в карту:

– Колорадо?

– Денвер!

– Огайо?

– Колумбус!

Я так и не смог понять, почему этой женщине, никогда не покидавшей пределов городка Мимизана и чихать хотевшей на историю и географию – как, впрочем, и на все остальные виды человеческого знания, – почему ей взбрело в голову, что она должна выучить наизусть столицы Соединенных Штатов. Как бы там ни было, эта специфическая и совершенно бесполезная компетентность доставляла ей самое глубокое удовлетворение. Кроме того, эта тупая игра выполняла еще одну функцию: в больших дозах она ее усыпляла.

– Небраска?

– Линкольн!

– Канзас?

– Ах-ах! Топика!

В конце концов я полюбил эту карту – не ее переливчатые цвета и не ее экзотические названия, тревожившие какие-то смутные отголоски историй об индейцах и ковбоях, – я полюбил сами эти изящные, ирреальные многоугольники, которые образовывали Штаты. «Вот где все должно быть просто и спокойно», – думал я, обводя пальцем евклидовы контуры Монтаны.

– Ну, олух, Топика – правильно или пальцем в зад?

– Да, правильно.

– А ты думал, я такая дура, что скажу «Канзас-Сити», да?

Вскоре ответы подаются уже не так быстро; она сонно клюет носом, вздрагивая при каждом новом вопросе. Я пользуюсь этими гипнотическими мгновениями между дремотой и бодрствованием, для того чтобы существенно отклониться от темы:

– Висконсин?

– Гм-м-м?… Висконсин?… М-м… Мэдисон…

– А от чего умер дедушка?

– Гм-м-м… Дедушка… гм-м… от меня… он умер… от меня…

– А на чердаке – это его комната, да? Почему туда никто не заходит? Что там?

– Хр-р-р… чердак?… гм-м-м!.. дерьмо… там куча дер-р-рь… м-ма…

Как только она засыпает, я склоняюсь над этим непреходящим чудом – идеально круговой границей, отделяющей на уровне ее колена здоровую плоть от больной. Эта чисто геометрическая окружность напоминает мне границу между Оклахомой и Канзасом. Выше колена – розово-серое ровное пространство без каких-либо особенностей; ниже – поверхность, усеянная буграми нарывов и коричневыми кратерами, изборожденная расширенными сосудами, из которых одни – красные, а другие – темно-синие, и почти видно, как по ним бежит кровь. Но за волшебной границей реки вновь уходят под землю, вулканы потухают и горы сглаживаются.

– Нравится моя нога? Хочешь сфотографировать на память?

В первый момент, чересчур поглощенный своими мыслями, я не соображаю, что сейчас последует удар палкой. Но в следующее мгновение вспоминаю, что, перед тем как заснуть, она всегда шумно и с усилием сглатывала, словно принимала таблетку сна, – и едва успеваю отскочить. Взгляд, которым она меня провожает, блестит предвкушением радости, и я вижу самое счастливое выражение, какое только может появиться на этом лице.

– Неподвижная… – восторженно бормочет она, – я тебя и не двигаясь достану…