Господин Дик, или Десятая книга

— «Юная Парка»?… Экземпляр номер один на мелованной веленевой бумаге? — Шотландец издал странный звук — нечто среднее между рычанием и смехом. — А, так это ваш милый господин де Монбрюн сообщил вам о моей страсти к Валери?… Так вот, знайте, мадам, что фекалии, даже разукрашенные шелками, остаются фекалиями и что, покуда я жив, на улице Ранпар, дом семнадцать, духу не будет ни одной книги Валери! Что же касается вашего господина де Монбрюна… — Крук, не находя слов, покосился в нашу сторону, и его осенило вдохновение, — то будьте добры, передайте ему от моего имени, чтобы он шел к черту!

Он швырнул трубку так, что едва не расколотил телефон. Затем нежно взглянул на нас.

— Вот так! На сей раз это у них не прошло! Ваш старый Крук держался молодцом! Ах, Франсуа, Мишель… Я вдруг словно помолодел… Мои силы удесятерились! Выходите, Приносящие! Крук вам покажет, из какого теста он сделан! Скимпол! Налейте-ка нам по полной, будьте так любезны!

Крук обнял нас, как выпрыгивающий при вбрасывании регбист своих товарищей по команде, и повел в заднюю комнату. Он, казалось, все еще был под впечатлением собственного мужественного поступка.

— Представьте, как раз сегодня утром я прочел то, что еще более укрепило мое отвращение к этому мрачному персонажу… Жид рассказывает, что однажды он пришел к Валери с томиком «Копперфилда» в кармане. «Вы должны прочесть это, дорогой мэтр, — он называл Валери „дорогой мэтр“! — и сказать мне, что вы об этом думаете». Тот не сделал ни того ни другого… Он взял книгу и минуток на двадцать закрылся в своем кабинете. Затем появился: «Возьмите, мой дорогой. Мне незачем читать дальше, я уже знаю, как это сделано». Гнусная претенциозная свинья! Я еще мог бы, на худой конец, простить его «маркизу», но это! Он знает, «как это сделано»! Вот вам альфа и омега французской беллетристики — знать, «как это сделано»! Вот, друзья мои, сорт людей, которые никогда не зайдут в ресторан, нет, они предпочтут критиковать вывешенное меню и обнюхивать мусорное ведро шеф-повара, чтобы узнать, «как это сделано»!

Скрежет кольца, царапающего стекло, всколыхнул во мне столько воспоминаний, что, не выпив еще ни капли, я был уже пьян. Крук сиял. Даже Мишель, пока наполнялись стаканы, казался мне другим. На какое-то мгновение я увидел его в образе старого университетского товарища с известной эпинальской гравюры. Перед тем как выпить, мы на миг замерли, словно для какого-то невидимого фотографа. На тот возможный случай, если Мишель станет знаменитым, я даже сочинил в уме подпись к этому кадру: «Бордо, 19** год, в книжном магазине Крука: слева от Мишеля Манжматена хозяин магазина, справа — неизвестный». Звон входного колокольчика разрушил очарование. Крук, вздохнув, побрел обратно в магазин. Мишель отпил глоток, с минуту помолчал, откашлялся и продолжил с того, на чем остановился: