Господин Дик, или Десятая книга

— Посмотрите туда… За деревьями.

— Гэдсхилл-плейс.

— Когда мы жили в Четеме, отец часто приводил меня сюда. Он указывал мне на этот дом и говорил: «Чарльз, друг мой, коли будешь хорошо вести себя и трудиться изо всех сил твоих, когда-нибудь и ты сможешь жить в таком красивом доме, как этот». И не так давно я понял, что эта простая фраза направляла мою жизнь: между тем маленьким Чарли, которым я был тогда, и тем большим Диккенсом, которым стал сейчас, — указательный палец моего отца… инструмент куда более страшный, чем резец скульптора. Повеление, которому невозможно воспротивиться.

И он прибавил, указав подбородком на свежевынутую землю:

— Траектория человека…

И тогда «брат Эдвин» встал. По крайней мере нам так показалось, когда открылись двери церкви и голые пятки исчезли, словно их пощекотали створками, и монах вскочил.

Четверо мужчин вынесли дощатый гроб, затем появилась женщина в трауре и по бокам ее — двое маленьких детей, далее — старуха с угрюмым лицом и возница, в руках которого все еще был кнут. Замыкал шествие пастор.

Не было ни цветов, ни кадила, ни пения, ни детей из церковного хора в стихарях. [Вот чего наверняка пожелала бы себе мать, вместо свечей, венков, грома большого органа и помпезной речи епископа из Шатору, которыми отец почел нужным ее проводить.] Не сговариваясь, мы встали с оградки и остались стоять, неуместные, скрестив руки. Семья встала вокруг могилы. Дети заглядывали в яму с любопытством. Чья-то рука схватила меня и потащила за церковь.

Лицо Диккенса было пунцово-красным. Он согнулся пополам и с трудом дышал, словно только что получил удар кулаком в живот.

— Не могу удержаться, — мучительно выдавил он. — Это случилось со мной на похоронах моего старого друга Маклиза… А… на погребении Теккерея меня пришлось уводить, чтоб избежать скандала… И это всякий раз, как подумаю о невероятной… о поразительной абсурдности всего этого… Даже боги умирают, Эварист… Анубис, Зевс, Юпитер — мертвы…

Он держался за бока и пытался подавить приступы, искажавшие его лицо.

— Даже Диккенсу придется умереть… и, по-моему, это ужасно… смешно!

На глазах его выступили слезы; больше он уже не смеялся.

* * *

8 июня

— Месье Борель!.. Месье Борель, просыпайтесь!