Господин двух царств

Почти то же самое происходило и с тенью Мериамон. Она ее не покинула — она уходила и возвращалась. Но она отправлялась на охоту каждую ночь, и Мериамон не имела желания ее удерживать. В городе она не охотилась: так она обещала Мериамон. Днем тень отсыпалась, пробуждаясь только для того, чтобы испугать новичков, которым случалось взглянуть на нее, своими яркими пристальными глазами и оскалом.

— Я как бесплодное поле, — сказала Мериамон господину Аи. Она уже провела в храме несколько дней и, как считала, устроилась неплохо. — Я никогда не принесу урожая детей. Я выполнила то, для чего родилась. Что мне теперь осталось, кроме череды пустых дней?

Аи смотрел на нее серьезно, но глаза его блеснули.

— Ты такая молодая — и такие мрачные речи, — сказал он.

— Не такая уж и молодая, — возразила Мериамон.

— О да, ты древняя, — сказал Аи, — ветхая и мудрая. Ты привела нам царя. Ты думаешь, что ничего более великого ты уже не совершишь?

— А есть что?

Аи пожал плечами, закашлялся. Подскочил молодой прислужник с чистым полотенцем. Аи махнул рукой, чтобы он уходил.

— Может быть, ничего более великого в глазах мира. Но небольшие дела тоже имеют свое величие. Ведь теперь боги освободили тебя, и ты можешь быть просто Мериамон, какой ты не могла быть до сих пор.

— Но какой Мериамон?

Аи взглянул на нее. Глаза его были темны, но был в них блеск.

— А какой бы ты хотела быть?

— Счастливой.

Он улыбнулся, и все морщины на его лице, казалось, изогнулись кверху.

— Ведь это же так просто.

— Это самая сложная вещь на свете. — Мериамон сидела на табурете у его ног. Нахмурившись, она сжала ладони между колен. — Я думала, что знаю, что собиралась сделать: покинуть страну Кемет, как бы ужасно это ни было, и вернуться с царем. И я сделала это. На это понадобилось больше времени, чем я ожидала, и это стоило мне и дороже, и дешевле: дороже во времени и удобствах, но дешевле, потому что потребовалось меньше мужества. Я думала, что затем вернусь в храм Амона и буду тем, чем была раньше. Ничто не должно было измениться.

— Кроме того, что побеждены персы.

— Но это было просто частью всего дела. Весь мир должен был стать другим, а я остаться той же, что была раньше, только избавиться от старой ненависти.

— Когда старая ненависть уходит, в сердце остается зияющая рана.

Мериамон сидела очень тихо.

— Да, — сказала она медленно. — Да. Но она не ушла. Она просто… получила подтверждение. В стране Кемет все еще видны персидские лица. Они по-прежнему оценивают мир своей Истиной, но теперь это просто другая истина, и наши боги снова занимают свое место.

— Ты бы хотела, чтобы они были уничтожены?

— Нет, — отвечала она, удивляясь самой себе. — С точки зрения богов, у персов есть свое место и своя цель. Но не в стране Кемет.

Аи склонил голову.

— Разумно.

— Я все еще ненавижу их за то, что они сделали с нами, — сказала Мериамон. — Этого не изменить. Что же касается… Я думала, что буду счастлива вернуться к себе прежней. Они — и ты — все еще прежние. Я сделала все, за чем меня посылали. Но этого недостаточно.

— Может быть, ты сделала не все, чего хотели боги?

Мериамон выпрямилась.

— Но я же сделала! Александр стал царем в Великом Доме.

— Останется ли он в нем?

— В стране Кемет и раньше были фараоны-воители. Даже фараоны-чужестранцы.

— Но такого, как этот, не было, — сказал Аи. — Он неукротим, как огонь, и не склонен задерживаться долго на одном месте.

— Это неважно, — ответила Мериамон. — Он сделал то, что нужно было сделать. Если он уйдет и будет вести войну с персами в их собственной стране, Кемет останется свободной.

— А ты?

Мериамон встретилась с ним взглядом. Что-то в ней задрожало, пробуждаясь. Что-то, о существовании чего она не знала или не хотела знать.

— Что еще я должна сделать?

— Об этом знают боги, — молвил Аи.

— Я больше не хочу ничего делать. Я хочу вернуться домой. Хочу быть собой.

— Возможно, как раз для этого и нужно сделать еще что-то.

Мериамон испугалась, как лошадь, которую она оставила где-то там, с прошлой своей жизнью среди эллинов. На Мериамон не было сейчас парика. Многочисленные косички выскользнули из кольца, удерживавшего их на затылке, и рассыпались по спине.

— А если для того, чтобы быть собой, мне нужно стать женой македонского солдата? Что тогда, отец Аи?

Он моргнул.

— Ну что ж, дочь моя, тогда пожелаю тебе счастья.

Мериамон съежилась.

— Нет. Не надо желать мне счастья, потому что он не захочет меня. Я не могу родить ему сыновей.

— Это он тебе сказал?

У этого старика такой острый ум и такой острый глаз.

— Сама знаю, — ответила Мериамон. — Я знаю, каковы мужчины — и в Элладе, и в стране Кемет. А его шлюхой я не стану.

— Сомневаюсь, что он попросил бы тебя об этом.

— Откуда ты знаешь?

Ее тон был невозможно груб, но Аи только улыбнулся.

— Если он таков, как я о нем думаю, я знаю, что он возьмет тебя такой, какая ты есть и что бы ты ни сделала.

— Я не от него убегала, — воскликнула Мериамон. — И не от Александра даже.

— Конечно, нет, — сказал Аи. — Ты убегала от Мериамон.

— Я не могу прибежать обратно.

— Почему же?

— Я ушла, ничего не сказав, — ответила Мериамон.