Господин двух царств

Только толпы его друзей. Она прошла вперед среди длинных вечерних теней. Буцефал увидел ее, поднял голову и заржал. Она Серьезно приветствовала его и протянула кусок хлеба, который принесла с собой.

Александр, осматривавший копыто коня, поднял голову.

— Ты знаешь, ему уже двадцать четыре года. А силы не убывают. Можно подумать, что он пришел с пастбища, а не из этого пекла богов.

— Он хорошей породы, — ответила Мериамон. — Выносливый. Как его хозяин.

Александр опустил копыто и похлопал жеребца по шее.

— У него больше здравого смысла, чем у меня. И всегда так было.

Она не спорила.

Александр понял. Он положил руку на спину Буцефала и оперся на него, с виду непринужденно, хотя все его тело было напряжено.

— Завтра мы будем в Египте.

— Да, — согласилась Мериамон.

— Ты говоришь, что он будет рад мне.

— Как невеста своему любимому, — отвечала она.

— Ты готова поставить на это?

— Конечно. Я ставлю на кон Два Царства.

— Ставка, достойная царя! — засмеялся он.

— Они были твоими с самого твоего зачатия.

Веселость исчезла с его лица. Он провел ладонью по шее коня. Не то что в сомнении: Александр был не таков. Но настроение его омрачилось.

— Так ли? — спросил он. — Моими без всяких условий? Или я должен пройти испытание? После Тира, после Газы… Неужели твоя страна отвергнет меня, потому что не я ее основал?

— Завтра ты увидишь.

Он нахмурил брови.

— Это тоже входит в пари?

— Да.

— Но разве все может быть так просто?

— В Тире было просто? А в Газе? Разве ты не заплатил за все, Александр?

— Всегда всему есть своя цена, — ответил он.

— Нет такой, которую ты не смог бы заплатить.

— Да, но захочу ли? — Он выпрямился. — Нет, не отвечай. С тех пор как я покинул Газу, от меня нет толку. Хорошая была взбучка, ты оказалась права. Ты рада, что я согласился с тобой?

— Нет, — ответила Мериамон.

— Тогда что же обрадует тебя?

— Я буду рада видеть тебя в Великом Доме Египта.

— Странно же я буду там выглядеть, — сказал он.

— Там твое место.

— Это ты так говоришь, — возразил Александр, затем поднял голову, подтянулся, как мог только он один, снова поймал свой огонь, нашел своего бога там, куда тот удалился на время испытания. — Ладно, я сам посмотрю. Ты будешь со мной?

— Как раз за тем я и пришла.

Он улыбнулся своей внезапной улыбкой.

— И теперь ты получишь то, за чем пришла. Я надеюсь, это принесет тебе радость.

Она ложилась спать с легким сердцем, хотя опять могли начаться сны. Сегодня ночью она откроет им свое сердце. Пусть там будет тьма, пусть там будет страх — она встретит их лицом к лицу и победит. Сила страны Кемет была в земле под ее ногами. Радость страны Кемет пела в ее крови.

Может быть, слишком рано. Мериамон не боялась признать это. Они еще не в стране Кемет. Но не было силы, способной заглушить пение, звучавшее в ее душе.

В лагере не было воды, чтобы принять ванну. Она очистила себя так тщательно, как только могла с помощью песка — средства жителей пустыни, лучшего, чем можно было бы ожидать, особенно если не обращать внимания на песок в волосах. Конечно, лучше, чем растительное масло, которым натирались эллины, а потом счищали скребками, отчего в лагере пахло, как в неопрятной кухне. Чистая, как только возможно, и дрожащая, потому что ночь в пустыне холодная, она отправилась в постель.

Ее тень вытянулась позади нее. Она отпускала ее на охоту, но тень не ушла. Так же, как и Сехмет, которая свернулась, мурлыча, рядом. Под такой охраной, оградившись заклинанием от злых сновидений, она погрузилась в сон.

Был тот же самый сон. Она знала, что он будет. Эджо и Нехбет угрожающе вздымались над ней — змея и хищная птица, такие огромные, каких она еще не видела. Она пришла к вратам их могущества. Оно барабанной дробью гудело в сухой земле, оно звенело в небе. Оно могло убить одним ударом.

Сегодня она не боялась. Сейчас, как и тогда, когда она видела этот сон впервые, она находила успокоение даже в его ужасах. Страна Кемет. Два Царства. Она шла по воле богов, будучи их инструментом.

— Конечно, инструмент, — произнес позади нее голос. Знакомый голос, голос женщины, негромкий и сладостный, от которого замирало сердце, но величественный, каким не может быть голос простой смертной. — Но и больше, чем просто инструмент. Его воля настолько же его собственная, как воля любого бога.

— Однако, — сказала Мериамон, не смея обернуться, — он человек, и он смертен.

— Такой была даже я, — произнес голос с искоркой смеха. — Смертная плоть, смертная женщина. Такая же, как ты.

— Я не богиня.

Голос Мериамон разнесся эхом в темноте. Воцарилось ужасающее молчание.

Но даже теперь Мериамон не боялась. Она была выше страха. Гораздо тише она сказала:

— Я не богиня. Мне не дано такого бремени.

— Ты так называешь это?

— Я превращусь в Осириса после смерти, как превращаются все умершие — и мужчины, и женщины. В этой жизни я всего лишь Мериамон.

— Так, — молвил голос. Богиня. Мериамон не чувствовала в ней гнева.

— Ты говорила со мной, — сказала Мериамон, поскольку богиня молчала. — Опять и опять, ночь за ночью. Я никогда не понимала тебя. Ты была слишком далеко.