Господин горных дорог

Мэгги вязала в кухне. Мерное постукивание спиц вызвало в Джиме злость и в то же время разом его обессилило. Он вспомнил шарф – длинный, нескончаемо длинный. Лисса вязала его очень долго. Он даже не помнил, когда она начала.

Джим зачерпнул полную кружку студёной воды.

Лиссу научила вязать ещё бабушка, но в детстве это занятие ей не нравилось. Куда интереснее было купаться в сугробах на площади и закидывать снегом окна таверны. Шапки и шарфы после каждой прогулки долго висели над камином и не всегда высыхали к утру. Лисса и Джим упрашивали матерей связать ещё шапок, а те лишь посмеивались. Порой мокрая одежда становилась единственным, что удерживало детей от игр на морозе.

Потом, когда не стало родителей, Лиссе пришлось вязать самой. Свой первый шарф, длинный, но узкий, странного для снежной деревни зелёного цвета, она подарила Джиму. Он был так рад и растроган, что обнял её и не смог отпустить. Они долго стояли так . Очень долго. Обоим было тепло и спокойно. Когда Джим надевал шарф, то вспоминал это состояние – безмолвное умиротворение после бури, которая разрушала всё внутри. Он не уходил без шарфа на охоту.

Джим выпил три кружки обжигающе ледяной воды. Холод успокоил тело и прояснил ум.

– Поешь, тут вот горяченькое.

Мэгги поставила перед Джимом жаркое, мягкий хлеб – наверняка из собственных запасов – и уселась напротив, не сводя напряженного взгляда с его лица. Джим сидел молча и неотрывно смотрел на зелёную шерстяную нитку.

Мэгги говорила, что в вязаные вещи Лисса вкладывает свою любовь.

– Поешь, – настойчиво повторила Мэгги, как бы ненароком смахивая работу со стола. – Ты не ел со вчерашнего дня. Тебе нужны силы.

Джим покорился. Сопротивляться и себе, и ей он не мог.

Потом начались поиски. В первый день Джим вместе с охотниками перерыл весь снег предлесья, докопал до самой чёрной, мёрзлой земли. Никто из них не знал, что искал. Никто не знал, зачем они вышли на поиски. Но продолжали, потому что так было спокойнее. Мысль о том, что они осмотрели каждое дерево, разворошили каждый сугроб, позволяла спать по ночам. Только Джим искал, потому что искренне верил – найдёт. Если не Лиссу, то хотя бы её тело.

Вечером он снова напился.

А потом снова искал.

Вчера усилился мороз. Поиски продвинулись на полдороге к Одинокой горе. В лесу оставались лишь пара молодых охотников и Зверь. Варежки Джима промокли, заледенели. Он легко сбросил их, принялся рыть снег руками. Пальцы закостенели сразу. Он едва мог пошевелить ими.

Джим поднял взгляд. Увидел краешек чего-то цветного на белом нетронутом покрывале. И сразу бросился туда.

– Джим! Пора возвращаться!

Джим упал на колени, подняв облако рассыпчатого снега. Цветное пятно нашёл быстро. Оно оказалось рельефным и смутно знакомым.

– Джим! Скоро ночь! И снова метель собирается!

В руках лежала заледеневшая вязаная шапка. Зелёная пряжа. Белые узоры. Такие вяжет Лисса, никто кроме неё! Нашёл!..

– Джим!.. – Джонатан продолжил бранью.

Но зелёная бесформенная тряпка была слишком маленькой. Это не Лисса. Джим со злостью швырнул шапку через плечо. Снова не то. Снова обманка.

– Да что ты делаешь! – зло, сквозь сжатые зубы прошипел Зверь. Он подхватил вязаную шапку и в два широких шага приблизился к Джиму. Тот не успел встать. Зверь схватил его за шиворот и встряхнул с такой силой, что у Джима расцвели мерцающие круги перед глазами.

– Что ты делаешь?! – разделяя слова, повторил Зверь. Ещё раз встряхнул так сильно и смело, будто Джим был пятилетним ребёнком.

– Что?! Пусти!

– Это шапка Дерека! Дерека! Помнишь такого?

Он ещё раз встряхнул Джима, уже совсем слабо, устало, и отпустил. Сжал в ладонях мальчишечью шапку.

– Хватит думать только о Лиссе.

Глаза Зверя были широко распахнуты и влажно блестели. Из ноздрей с шумом вырывались облачка пара. Вся его огромная чёрная, облепленная где-то снегом фигура нависла над Джимом. Тот всё ещё чувствовал себя ребёнком, которого только что несправедливо отчитали. В груди кипели злость и обида.

– Да что ты понимаешь? Мэгги ждёт тебя дома. Ты придёшь, а она тебя ждёт! Она тебя встретит и никуда не исчезнет, никогда не исчезнет! И никто из вас не понимает!..

Вдруг Зверь разом уменьшился, сжался, съёжился. Он опустил взгляд на шапку, застывшую куском зелёного льда. На голову не наденешь. Да и головы-то под эту шапку теперь нет. Раз – и голова исчезла так же быстро, как шапка окаменела на морозе. И оказалась никому не нужной. Забытой.

– Нам всем дорога Лисса, – произнёс Зверь негромко. – Да, может быть, не так, как тебе. Мы переживаем не меньше, ты уж поверь. Но нельзя – слышишь, Джим, – нельзя поддаваться этой боли. Нельзя забываться. Ты потеряешься…

Джим резко отвернулся. Он уставился в снег, уже не способный ослепить своей белизной. Но глаза всё равно слезились. Мутная пелена покрыла лес, раскопанный сугроб. Джим вдруг почувствовал, как закостенели пальцы и мороз щиплет кожу. Захотелось домой. Но в деревне дома больше не было.

– Она же не умерла.

Зверь положил ладонь на плечо Джима.