— …а она в дверях, увидала меня, даже рукой за сердце схватилась. «Бог вас прислал… Вы знаете, где живет господин Базилевский?» — «Знаю, только я к вам, барыня-сударыня, с просьбой». Она перебивает: «Сядьте!» И только написала вот это. «Отдайте, говорит, сейчас же, найдите его, где хотите, но найдите…» — «Да он, говорю, дома». — «Сейчас же к нему… и отдайте это…» — «А когда я к вам с просьбой…» — «Завтра, завтра… с утра, а сейчас к нему — и в собственные, понимаете, в собственные руки». Я, конечно, понимаю, человек вы молодой? красивый, богатый, клад по нынешним временам.
— Вот что, Попандопуло, — перебил его я, — немедленно же исчезайте отсюда… и всю ночь не показывайтесь на улицу. И не ночуйте дома. У вас есть где переночевать?
Грек приподнялся с кресла, потом грузно осел в нем и тонким, жалобным голосом закричал:
— Ой-ёй-ёй! Опять прятаться, опять аресты! Вы шутите, господин Базилевский!?
— Не шучу. Я сам сейчас исчезаю отсюда. Через полчаса здесь будет контрразведка… И понимаете, и меня и вас за речи о Кутепове и Слащеве… — я провел пальцем по горлу.
С легкостью, непостижимой для такого толстяка, Попандопуло вскочил и ринулся к двери. Я поймал его за руку.
— Немедленно же исчезайте из города. И помните: я вам ничего не говорил, а эта женщина ничего мне не писала. — И я на его глазах сжег полученную записку.
Помертвевший от страха Попандопуло покорно кивнул головой и хрипло прошептал:
— Хорошо… Только заговор никакой я не знаю… — И исчез за дверью.
Я не спеша уложил костюмы и белье в два чемодана и вынес их из комнаты в чулан, прикрыв тряпками, грязным бельем и еще чем-то, что валялось в кладовой.
Вдова вряд ли будет сегодня копаться в ней, а те, от кого предостерегает меня Анна Александровна, не найдя меня и моих вещей, бросятся искать по городу. И, конечно, в первую очередь на вокзал и в порт…
Я быстро собрал все деньги, ценности, документы, паспорта, письма и вышел на улицу.
Перейдя ее, вошел в тень небольшого сквера с густо разросшимися акациями и каштаном. Было темно, эта сторона сквера не освещалась, и я, сидя в чаще кустов, из темноты отлично видел мой дом, его подъезды, освещенные окна этажей, пролетки и людей, то и дело мелькавших на улице. Это место было давно найдено и облюбовано мною. Богатая неожиданностями и приключениями жизнь научила меня ценить такие удобные наблюдательные пункты и заранее подготавливать их.
Прошло минут пятнадцать, но пока все было по-прежнему, только меньше и меньше становилось людей и движения. Улица пустела, погасли окна в доме.
Нагруженная покупками, просеменила и вошла в подъезд хозяйка. Она торопилась, ей, наверное, так хотелось выпить бокалу вина с греческим адмиралом и, жеманясь, рассказать гостю, что она вдова морского офицера… Прошло еще несколько минут. Не было никого, но эта тишина не обманывала меня. Я знал, что Анна Александровна писала правду. Почему? — не знаю сам, но я верил, ни на йоту не сомневался в искренности ее предупреждения.
По тихой, замершей улице проскакали двое конных и спешились у моего дома. Подкатил автомобиль, за ним другой, закрытый, черный, с забранным решеткой окном. Из них высыпали люди. При довольно тусклом освещении редких уличных фонарей я все же без труда узнал кое-кого. Сыщик Литовцев, капитан Голоскухин, трое солдат с повязками на рукавах и… полковник Татищев, которого, почтительно поддерживая под руку, высадил из машины ротмистр Токарский.
Это была картина, достойная богов. Ротмистр, выгнанный из отдела контрразведки, оплеванный Татищевым, дружески что-то шептал ему, указывая на окно второго этажа — мое окно. И оба заговорщика, улыбаясь, вошли в подъезд. На улице остались солдаты, пролетка и автомобили.
Пробираясь сквозь чащу, я переулками направился в противоположную сторону, на Морскую, к дому номер четыре, где жила Анна Александровна. Я позвонил, дверь открылась.
— Я знала, что вы придете сюда, — сказала Анна Александровна, впуская меня в комнату.
— Почему?
— А куда же вы делись бы в такую ночь? — ответила она. — Вы пришли один?
— Один… Анна Александровна, простите, но я хочу спросить, откуда вы узнали…
— Ах, это потом, после… — Она погасила верхний свет, оставив только настольный ночничок, и подошла к окну. — Не заметили, за вами никто не следовал?
— Нет… — И я рассказал ей все, начиная от прихода Попандопуло и до момента, когда из кустов задворками направился к ней.
— А этот грек не знает, что вы у меня?
— О нет. Он страшно перепугался, узнав о том, что его и меня ищет контрразведка.
Она слабо улыбнулась.
— А его зачем?
— Я сказал это для того, чтоб оп немедленно же скрылся из города. Но что случилось и откуда вы узнали о налете на…
Она жестом остановила меня.
— Не спрашивайте пока ничего. Это лишнее… Потом я сама расскажу все… — Она отошла от окна, из-за занавески которого наблюдала за безмолвной ночной улицей. — Дело вот в чем: Красная Армия ворвалась в Крым, Перекоп пал… Конная армия Буденного захватила Юшуньские позиции, Татарский вал, Армянский базар — в руках красных.
Я приподнялся с места.